Лженаука педология в «трудах» Залкинда

А. С. ЗАЛУЖНЫЙ

Прежде чем перейти к разбору работ Залкинда, я должен оговориться, что критика многих положений Залкинда является для меня в то же время и самокритикой, так как многие положения Залкинда я вместе с многими другими бывшими педологами так называемого социобиологического или социо-генетического направления не только разделял, но и пропагандировал. В некоторых местах мне придется обращаться и к критике собственных ошибок и извращений, но поскольку в центре внимания в этой брошюре будет Залкинд, я и не буду иметь возможности вскрыть все свои ошибки и извращения. О них речь будет идти в другом месте [254] .

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Залкинд был одним из наиболее ревностных пропагандистов лженауки педологии.

Созданию этой лженауки и внедрению ее в нашу практику он посвятил около полутора десятка лет своей жизни. За это время он написал ряд книг, брошюр, десятки статей, прочитал на различных научных конференциях и съездах много докладов.

Подвергнуть критическому анализу все эти работы в одной небольшой брошюре нет возможности, поэтому мы заранее ограничиваем свою задачу критическим разбором только наиболее основных его работ, тех работ, в которых педологические извращения выступают наиболее рельефно.

Для понимания основной линии этих извращений Залкинда необходимо напомнить, что он не только по своему образованию, но и по своим основным интересам на протяжении всей своей жизни продолжал оставаться врачом-невропатологом. Даже в последние годы своей жизни, в то время, когда он делал попытки подойти к научной разработке таких конкретных вопросов педагогики, как вопрос о построении урока, по существу, он оставался далеким от жизни нашей школы и от педагогической практики.

Являясь учеником, а во многом и последователем академика Бехтерева, он заимствовал у Бехтерева как раз наиболее слабую, наиболее порочную сторону его метода работы, — склонность к широчайшим, необоснованным, обобщениям, — выразившимся у Бехтерева в его «коллективной» и «индивидуальной» рефлексологии. В этих своих попытках «создать» особую науку о детях Залкинд был весьма далек от действительной науки. Ведь действительная научная теория должна давать практикам «силу ориентировки, ясность перспективы, уверенность в работе, веру в победу нашего дела». Всякие же не опирающиеся на действительные факты ложнотеоретические построения неизбежно ведут, как это особенно ярко видно на примере лженауки педологии, к противоположным результатам, они дезориентируют практических работников, вносят путаницу в работу, мешают продвижению на высшую ступень.

«Практика выше (теоретического) познания, — пишет Ленин, — ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности».

Залкинд же совершенно не задумывался над практикой, и его измышления, всегда абстрактно-схематические, оторванные от жизни, являются вопиющим противоречием марксизму.

Правда, наша революционная действительность не один раз вынуждала Залкинда пересматривать свои позиции, но как мы увидим, этот пересмотр далеко не приводил к положительным результатам.

II

ФРЕЙДИЗМ И РЕФЛЕКСОЛОГИЗМ

«Учение» А. Б. Залкинда о задачах науки о ребенке и о принципах построения лженауки педологии надо рассматривать в динамике. За долгие годы его деятельности в этой области взгляды его до известной степени менялись, не раз они подвергались критике. Не один раз приходилось Залкинду выступать и с самокритикой. Однако, как мы увидим, основной стержень его ошибочных взглядов на ребенка оставался нетронутым, тогда как именно здесь лежал корень лженаучности той «дисциплины», которую мы, бывшие педологи, с усердием, достойным лучшего применения, пытались построить и внедрить в практику.

Наиболее ранним увлечением Залкинда является фрейдизм. «Нет сомнения, — пишет он, — и я объективно способствовал популяризации фрейдизма в СССР в 1923–1925 гг., а по инерции и позже». И действительно, обращаясь к его книге «Очерки культуры революционного времени», мы находим там такие утверждения: «Блестящий материал, данный нам Фрейдом по ранней детской сексуальности, расшифрованный как следует, в конце концов оказывается фактически сложнейшим социальным наслоением на детской психофизиологии, вернее, сплошной социальной прослойкой детской психофизиологии, проникающей во все закоулки биологических функций ребенка».

Как видно из этого, — поскольку можно вышелушить мысль из этой заумно-кудреватой фразы — Залкинд выводит «социальную прослойку» из сексуальности, считая эту прослойку, как и Фрейд, продуктом «сублимации сексуальных влечений».

Нет необходимости подробно останавливаться на критике этой реакционной теории, тем более, что и сам Залкинд ее позже критиковал, но здесь необходимо отметить, что корни этой «теории» у Залкинда не были полностью выкорчеваны и до конца его жизни. Это легко видеть из его позже вышедшей книжки «Жизни организма и внушение» и даже из его еще более поздних самокритических, как он полагал, выступлений.

«Сублимация, — пишет он, — для меня была гибкой, из среды идущей переброской биологической заряженности в творческие участки, для Фрейда же — это насыщение социального половым материалом (т. е., как раз наоборот»).

Уже здесь Залкинд закладывает основы того «учения» об организме и о среде, которое представители так называемого социобиологического направления считали одним из наиболее революционных своих достижений, но которое фактически сводилось к учению о «фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами».

В самом деле, согласно этой теории «биологическая зараженность» направляется в творческие участки воздействиями среды. Эти стихийные воздействия среды являются сублимирующей силой. Но такой же силой они являются и у Фрейда. Ведь и Фрейд считал, что запрет, социальные требования приводят к сублимации. Залкинд отказывается от зачисления себя в последовательные фрейдисты, он считает, что только «эмпирика частных механизмов фрейдовских теорий» привлекала его, вся же «философия» Фрейда им отбрасывалась, как будто бы эту «эмпирику» можно было отделить от самой «философии» Фрейда.

Как видно, влияние среды, по Залкинду, как и по Фрейду, осуществлялось не через психику, не через сознание, а непосредственно через «глубинные» функции организма.

Всю критику своего фрейдистского прошлого, всю критику фрейдизма Залкинд ведет с рефлексологических позиций. Человеческая личность для него всегда остается только организмом, т. е. биологическим существом.

«В самом деле, — пишет он в работе, в которой пытается критиковать фрейдизм, — если все те факты, которые лишь искажаются субъективистскими кривотолками, перевести без искажений их смысла на язык рефлексов, мы получим вполне приемлемый материал. Ведь живой организм во всем своем бытии проявляет некую активность».

«Рост новых рефлексов, отмирание или торможение старых, это и есть одно из проявлений его биологической активности. В своей рефлекторной активности, в системе своего рефлекторного поведения организм накопляет то полезные, то вредные для его существования сочетания, причем полезность или вредность обуславливаются сочетанием раздражителей во внешней среде и соотношением их с предыдущим фондом организма». «Организм при этом, конечно, не обнаруживает никакой мудрости, он впитывает в себя новые накопления вовсе не в силу их полезности, а в силу их влиятельности». Не будем забывать, что здесь речь идет только о человеке. «Оговариваемся, — предупреждает нас в этой работе Залкинд, — что мы всюду высказываемся лишь о человеке, так как параллели с другими животными завели бы нас слишком далеко». Сознанию человека, как видно уже из этой цитаты, Залкинд не отводит никакого места. Его заменяет «влиятельность» среды. «Мое сознание есть мое отношение к моей среде», — говорит Маркс, устанавливая тем самым активность в отношениях человеческой личности к среде. «Никакой мудрости, никакого сознания в своих отношениях к среде организм не обнаруживает, он только подвергается влияниям», — говорит в полном противоречии с марксизмом Залкинд, — устанавливая тем самым пассивность организма или, что то же, человеческой личности в ее отношениях к среде. Именно из такого понимания «жизни организма» вытекал и тот «объективизм» в изучении ребенка, о котором нам придется говорить дальше.

Как видно из приведенного, Залкинд не только не раскритиковал фрейдизм и не освободился от него, но впал в ряд грубейших ошибок рефлексологического порядка, которые владели им до конца; эти ошибки и лежали в корне его педологического лжеучения.

«Та же недостаточная философская осведомленность, — пишет Залкинд позже, — сыграла скверную и вредную роль в моем „сверхрефлексологизме“ 1922–1924 гг…

Ни павловцы, ни Бехтерев, никогда не считали меня своим „прямым“ адептом. Самая антипсихологическая моя позиция, как знает читатель, насыщена элементами „рефлексологического“ самодвижения (т. е. антитезой рефлексологии), целеустремленностью, „отбором“ и прочими атрибутами, резко непримиримыми с механическим толкованием учения о рефлексах».

В чем же выражалось это «рефлексологическое самодвижение»? Для того чтобы ответить на этот вопрос, достаточно сравнить приведенные цитаты с тем, что Залкинд писал раньше.

«Жизнь, активность организма представляют собой систему непрерывных движений, „рефлексов“, которыми организм строит свое „поведение“ в борьбе за существование, — писал Залкинд в 1924 г. — Усложненная общественность требует от всех органов человека глубоко специализированных (они-то и есть социальные) рефлексов, каковыми так называемые сложные психические акты и являются».

Из сравнения этой цитаты с цитатами из книги «Жизнь организма и внушение», написанной пятью годами позже, легко видеть, что никакого «самодвижения» здесь нет, что учение Залкинда о жизни организма остается одним и тем же. А на этом учении «о жизни организма» строятся Залкиндом и лженаучные педологические построения.

Никакой самокритики, никакого раскрытия ошибок не было у Залкинда. На деле — это вуалирование под флагом самокритики лженаучных измышлений, на которых Залкинд строил педологию, протаскивая в практику советской школы вреднейшие взгляды.

«При современном состоянии науки о ребенке (педология) педагог не может не быть биологом», — пишет он. «Этим педагог недалеко ушел от медика, и все сказанное о втором адресуется также первому». «„Чувства“, „воображение“, „ассоциации“, „внимание“, „память“ и прочие „психизмы“, над чем будто бы „совершенно специально“, в отличии от „физициста“-медика, работает педагог, сводятся к обычным двигательным проявлениям организма и рассматривать содержание этих понятий возможно лишь с точки зрения всего организма в целом».

Мы подчеркнули последние слова для того, чтобы читатель их более запомнил, так как именно на этом базировалось то «учение» о целостном подходе к изучению ребенка, которое лженаука педология, особенно так называемое социобиологическое ее направление, считало центральным своим положением. Но продолжим цитаты, чтобы до конца уяснить себе концепцию Залкинда того времени. «Хотя, — как пишет он, — сфера педагога, главным образом, условные рефлексы, а в современном жестко дифференцированном обществе — это, главным образом, рефлексы социальные», — все же и «педагог будто бы работающий над „психикой“, и врач, работающий над „физикой“ ничем фактически не отличаются друг от друга». Да и как же им отличаться друг от друга, если, по Залкинду, «сущность воспитания заключается в способах у организма живого и длительного стремления к изменению своей рефлекторной установки», «а задача лечения — в отыскании общественно-целесообразного русла для этой энергии, социальной ее сублимации».

Если бы эти рассуждения — помесь фрейлизма с рефлексологией — остались только случайными высказываниями, их скорее можно было бы приводить в качестве курьезов, чем для критики, но, к сожалению, они нашли свое выражение и в практике. Залкинд и ряд врачей и педологов проявили кипучую деятельность по проведению этого «учения» в жизнь.

Результатом этого явилось то, что у нас начали создаваться противоестественные профессии. Такой была профессия врача-педолога, который, называясь врачом, никогда врачебной практикой не занимался, так как никакой подготовки к этому не имел. Такой была профессия педолога-педагога, который пытался играть руководящую роль в педагогическом процессе, не зная этого процесса.

Между таким врачом и педологом-педагогом действительно разницы не было, как этого и требовал Залкинд, но сходство заключалось в том, что и тот и другой одинаково были не подготовлены к тому, чем им нужно было заниматься.

Мы не можем здесь останавливаться на критике всех положений, выдвинутых Залкиндом в цитируемой работе, приведем только еще одну цитату, которая поможет нам понять, откуда взят тот универсализм, на который всегда претендовала лженаука педология.

«„Все виды“ духовной деятельности (искусство, наука, журналистика) являются или косвенной разновидностью той же социагогики и подчиняются одинаковым с нею биологическим законам. Поэтому все соображения о сущности и задачах социагогики в равной мере относятся и к ним». В «социагогику» педология не включается, сюда входят педагогика и психотерапия, педология же, как мы увидим, не претендуя на все виды духовной деятельности, тем не менее, является наукой не менее универсальной, наукой, которая стремится поглотить и педагогику.

Таким образом, уже здесь, в период увлечения фрейдизмом и «рефлексологизмом», оформляется то основное направление, которое с такой активностью не только Залкинд, а и многие из нас, бывших педологов, защищали до самого последнего времени. Так Залкиндом закладывались антимарксистские основы педологической лженауки.

Чтобы полностью оценить весь тот вред, который принесли эти лженаучные концепции, достаточно упомянуть о том, что «рефлексологизм» в педологии не был изжит до самого последнего времени даже в таких областях, как учение о детском коллективе. В ошибках и извращениях в изучении детских коллективов особенно повинен автор настоящих строк.

«Основным объектом изучения живых существ будет изучение их реакций, или изучение их поведения, которое составляется из простых рефлексов, безусловных или условных, из сложных цепных рефлексов, будь это унаследованные рефлексы или условные, выработанные рефлексы, или так называемые целесообразно-приспособленные „сознательные акты поведения“», — писал я в 1928 г. в своей книжке «Учение о коллективе». Я не только повторял здесь ряд ошибок-извращений, сделанных Залкиндом, но делал целый ряд новых. Биологизаторско-механическая трактовка не только простейших, но и наиболее сложных форм деятельности ребенка и детских коллективов, стремление свести все формы этой деятельности к «реакциям», к ответам на эндогенные и экзогенные раздражители привела меня к целому ряду грубейших извращений, о которых подробнее я говорю в других своих статьях.

Ill

«ПРЕДМЕТ» ЛЖЕНАУКИ ПЕДОЛОГИИ

Этому вопросу бывшие педологи уделяли очень много внимания. Правда, это мало помогало, и вопрос так и остался дискуссионным. Разные авторы по-разному его решали.

Много внимания уделял этому вопросу и Залкинд.

Мы оставили Залкинда на том этапе, когда он, по его мнению, изжил фрейдизм и «сверхрефлексологизм» и стал будто бы материалистом-диалектиком.

Но стал ли он им? Изжил ли Залкинд, а вместе с ним и другие представители так называемого социобиологического направления, которые так часто ссылались на диалектику, — биологизаторские, механические установки.

Ответ на эти вопросы мы получим, проследив всю эволюцию взглядов Залкинда на предмет и метод педологии и ее отношение к педагогике. Вначале Залкинд не отделяет педагогики от педологии.

«Имеется лишь единое биологическое учение о ребенке, органически объединяющее и теорию и практику воспитания, — педология», — пишет Залкинд в книге «Очерки культуры революционного времени», вышедшей в 1924 г.

Здесь и теория и практика синтезируются полностью на биологической базе, так как «сфера педагога — это условные рефлексы». Педагогика обращается «в социагогику организма» (стр. 32), которая сводится к «вызыванию последовательных и глубоких изменений во всей его общественно-рефлекторной установке, т. е. „во всех его рефлексах без исключения“… Для педагогики здесь никакого содержания не остается, так как „взгляды“, „чувства“ ни теоретически, ни практически не отделимы от „органов“ и с этой „фикциологией“ необходимо как можно скорее покончить» (стр. 32). Итак, в 1924 г. у Залкинда вместо педагогики — издевательство над живым ребенком, рассматривание его как какой-то комплекс из рефлексов и объявление педагогики — фикцией.

В книге «Вопрос советской педагогике», написанной несколько позже, педагогика уже фигурирует наряду с педологией, предмет которой тоже трактуется несколько иначе, но от этого ничуть не легче.

«Педология, систематизирующая опыт воспитания и подводящая под него биолого-теоретическую основу, конечно, не родилась внезапно. Она существовала задолго до наименования ее педологией. Как только педагогика выросла из пеленок кустарничания, появились попытки теоретических ее обобщений, попытки понять ребенка не только по идеалам воспитания, ему навязываемым, но и по его внутренней, природной сущности… Педология, ведь это наука и воспитываемом человеке, в то время как педагогика — то методологическая и методическая практика воспитания».

Здесь Залкинд вплотную подходит к тому взгляду, который Блонский сформулировал более кратко: педагогика занимается тем, как учить, а педология — как учится ребенок.

Он пытается обосновать здесь ту вреднейшую концепцию, которая лишает педагога права изучать ребенка, которая ведет к уничтожению педагогики как науки, которая лишает педагога права обобщать и систематизировать свой опыт и следить за развитием ребенка. В самом деле, если систематизацию воспитания и обучения переносить в другую науку, которая строится на ложных основах, если наблюдение за учащимся и его изучение с целью найти наиболее правильный подход к его обучению и воспитанию отрывается от самого этого процесса то, с одной стороны, у педагогики отнимается одна из основ ее предмета и она превращается в голую эмпирику, потому что как же можно научно обосновать ту или иную методику, не учитывая возрастных и индивидуальных особенностей ребенка, а с другой стороны, сама эта «новая наука» превращается в лженауку, так как она не базируется на практике, не проверяется ею.

Такая концепция неизбежно вела к целому ряду вреднейших извращений. Ее лженаучность прежде всего в том, что объявляя педологию универсальной и единственной наукой о ребенке, наукой, «призванной направлять все стороны учебно-воспитательной работы, в том числе педагогику и педагогов», — она искусственно разрывала единый процесс развития ребенка, ставя это развитие в зависимость от стихийных сил и совершенно исключая из этого процесса те учебно-воспитательные воздействия, которые являются основным звеном, за которое истинная наука о ребенке должна в первую очередь ухватиться. Этим самым в основу педологии ее «теоретиками» брались теория стихийности, педология здесь полностью смыкается с антиленинской «теорией отмирания школы».

Но, может быть, от этого вредного взгляда педологи позже отказались? Ведь и на педологическом «фронте» была не одна дискуссия.

Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим основные положения доклада Залкинда, прочитанного им во время второй педологической дискуссии в Академии коммунистического воспитания.

Здесь он дает такое определение педологии: «Педология — это синтез психофизиологических наук о развивающемся человеке, синтез под педагогическим углом зрения».

Разъясняя это определение, Залкинд выдвигает следующие пять тезисов:

«1. Педология должна органически включиться в педагогику.

2. Оперируя биологическими методами изучения, она выходит за пределы педагогики.

3. От имени педагогики, по ее заданиям, она вторгается во все науки о человеке.

4. Внутри различных наук о человеке она перестраивает материал этих наук в педогогическом их преломлении.

5. Она дает не механическую смесь этих материалов, а синтез этих наук в педагогическом разрезе».

Останавливаясь подробно на взаимоотношении педологии с педагогикой и другими науками, Залкинд пишет:

«Педагогика во многом является эмиссаром педологии, так как добытые закономерности она реализует и проверяет на деле». Сама педагогика, по мнению Залкинда, неспособна на установление каких-нибудь закономерностей, ее дело «определять принципы воспитания, определять основные направления воспитательных процессов… Так как педагогика общественная наука, то у педагога нет в руках методов для изучения этих путей и направлений».

Легко понять, что здесь Залкинд только в новой форме защищает свою мысль о том, что педагогика фактически не наука, что никаких научных закономерностей она устанавливать не может, что только педология может научно обосновать педагогику, так как только она опирается на биологические науки.

К этому выводу Залкинд приходит потому, что он и здесь остается последовательным биологизатором, потому что он отрицает за общественными науками право на установление научных закономерностей. Но так как прямо отрицать связь педологии с педагогикой тогда означало бы идти на прямой конфликт с педагогами и с педагогической практикой, то Залкинд предлагает здесь такой выход: «Педология в одной своей части, там, где речь идет об изучении среды и той частички „социо“, которым так гордилось это направление, — является социальной дисциплиной (Залкинд предупреждает против „опасности“ превратить педологию в самостоятельную социальную дисциплину — А.З.), со своим „био“ она выходит за пределы педагогики. Вместе с тем, в порядке воздействия, педология проводит педагогический процесс за общей ответственностью при верховном руководстве со стороны классовой политики».

Не трудно догадаться, что здесь мы имеем попытку дать «теоретическое» обоснование именно тому положению, при котором «педагогика была пренебрежительно объявлена „эмпирикой“ и „наукообразной дисциплиной“, а не сложившаяся еще, вихляющая, не определившая своего предмета и метода и полная вредных антимарксистских тенденций, так называемая педология — была объявлена универсальной наукой, призванной направлять все стороны учебно-воспитательной работы, в том числе педагогику и педагогов» (постановление ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г.).

Эту же самую мысль, хотя и в несколько ином виде, обосновывает и Блонский. По существу, все направления лженауки педологии в вопросе о взаимоотношении педагогики и педологии сходились именно на этом. Да иначе и быть не могло. Ведь эта позиция прямо вытекает из той теории стихийности, которая обосновывала «главный закон» современной педологии, «закон» фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной «среды». Раз признавалось, что развитие ребенка определяется этими внешними силами, то «научных» закономерностей именно здесь и нужно было искать.

Реакционнейшая теория приводила к целому ряду таких же реакционных выводов и ряду вреднейших извращений в практической работе педологов.

Залкинд, пожалуй, наиболее откровенно и неприкрыто протаскивал антимарксистские извращения в науку о детях, в наиболее грубой форме «обобщал» «биолого-теоретическую смесь фрейдизма с рефлексологизмом», создав «научную» подпорку глупой и вредной антиленинской «теории отмирания школы», продолжая это вредное дело пять лет после постановления ЦК ВКП(б) от 5 сентября 1931 г. о начальной и средней школе.

Заумно-хлесткий стиль, внешний «боевизм», как выражается Залкинд, его писаний, слова и словечки, за которыми была пустота цветистой звонкой фразы, — как мы за этим не разглядели, что этот «вождь» педологии был гол, как могли мы, бывшие педологи, терпеть это убожество мысли, эту антиленинскую болтовню, да еще проводить ее в практической работе, дезориентируя учителя, школу, нанося огромный ущерб советскому воспитанию!

IV

МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА

При каждом удобном и неудобном случае мы, бывшие педологи, выдавали себя за последовательных материалистов-диалектиков, но когда от этих заявлений мы переходили к изложению наших взглядов, сразу же обнаруживалось, что эта «диалектика» представляет собой невероятную путаницу.

Вот, например, что писал Залкинд во втором тезисе доклада, прочитанного им на I педологическом съезде в 1928 г.

«Именно в СССР, где в растущей социалистической среде начинает создаваться новый социалистический человек, педология впервые консолидируется как материалистически-диалектическая, марксистская научная дисциплина, впитывая в себя и синтезируя наиболее ценный материал о взаимоотношениях растущей человеческой личности с окружающей средой. Материал этот педология черпает как из общей биологии, физиологии, рефлексологии, объективной психологии, так и из клиники».

Уже из этого видно, что Залкинд решал проблему взаимоотношения личности со средой исключительно в плане биологическом, что ни в какой мере согласовать с материалистической диалектикой нельзя. Но дальше, в десятом тезисе этого же доклада, он подробнее разъясняет, что именно он понимает под диалектикой, и оказывается, что эта его «диалектика» представляет невообразимую путаницу.

«Сейчас, — пишет он, — развертывается напряженная теоретическая работа по созданию единой методологической платформы, построенной по принципам диалектизма, монизма, объективизма и практической продуктивности». Как видим, диалектизм здесь выступает только в виде одного свойства той путаной «методологической платформы», которую выдвигает Залкинд.

Исходя из этой платформы, он рекомендует такие методики для изучения детства: «Рост на Западе и в СССР тонких физиологических, и в частности, биохимических методов изучения организма, рефлексологические дополнения и реформы, вносимые в методику изучения, совершенствование методов объективно-психологического исследования постепенно продвигают педологическую методику изучения к наиболее глубокой динамике изучения растущего человеческого организма».

Аналогичную путаницу, выдаваемую за материалистически-диалектический подход, легко найти и у ряда других бывших педологов, в том числе и в моих собственных работах. Так, в одной из своих книг я пишу: «В данной работе мы пытаемся обосновать учение о человеческом коллективе на данных диалектического и исторического материализма, с одной стороны, и на новейших данных физиологии, рефлексологии, педологии — с другой».

Уже из этой цитаты видно, что я стоял тогда на таком же уровне понимания диалектики, как и Залкинд, что мы не умели подходить к раскрытию сложного диалектического процесса, динамики изучаемого нами объекта — ребенка и детского коллектива на самом материале, а рассматривали диалектику как научную дисциплину того же порядка, что и физиология, рефлексология и т. д. Это указывает на полное непонимание нами материалистически-диалектического метода, что неизбежно должно было привести к лженаучности той теории, которую мы пытались построить. Ведь диалектика, — как пишет Ленин, — «живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности…»

«В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов…»

От этой ленинской диалектики мы были так же далеки, как и биогенетисты, как и те буржуазные авторы, которых мы пытались критиковать. Отсюда вытекала и ложность нашего «объективизма».

Требование нами объективного подхода к изучению ребенка в действительности вытекало из наших бихевиористических и рефлексологических позиций. Исключая из наших исследований все то, что касалось развития психики ребенка, его сознания, мы тем самым неизбежно приходили к извращенному пониманию всего процесса развития ребенка. Закономерности этого развития лженаука педология пыталась устанавливать, исходя из представления о каком-то абстрактном ребенке, взятом вне учебно-воспитательного процесса.

От биогенетического направления теория Залкинда отличалась только отрицанием роли инстинктов. «Законы пола, возраста, наследственности, все установившиеся некогда формы основных функций (пищеварение, кровообращение, дыхание и т. п.) претерпевают сейчас, под давлением гигантски усложняющегося производственно-общественного бытия, глубочайшие метаморфозы: некогда твердая, мощная система древних биологических навыков человека, давшая право говорить о почти прочных законах человеческой физиологии, зашаталась, раздробилась и начала расползаться по всем швам».

Казалось бы, что усложнение «производственно-общественного бытия» должно было сказываться в первую очередь на психике и что об этом в первую очередь нужно говорить, но мы уже видели, что психику Залкинд исключает. Достаточно сопоставить только что приведенное место с тем, что он говорит о методах изучения ребенка, предлагая брать эти методы из биологии, физиологии, рефлексилогии, из клиники, достаточно изучить всю «концепцию» Залкинда и всего так называемого социобиологического или социогенетического направления, чтобы увидеть всю лженаучность этой биологизаторской, механистической, антипедагогической по своему существу концепции.

Ребенок, как и вообще человек, противостоит здесь взаимодействующим на него общественным силам не как в той или иной мере сознательно действующий активный деятель, а как пассивно воспринимающий эти воздействия, как изменяющийся только под влиянием этих воздействий организм. Как мы видели из приведенной цитаты, Залкинд указывает на то, что влияние среды сказывается и на пищеварении, и на кровообращении, но он ни единым словом не упоминает о том, какую роль в этом играет психика развивающегося ребенка, какое влияние это оказывает на формирующееся сознание ребенка и какая роль в этом принадлежит учебно-воспитательному процессу.

Хотя Залкинд и много, и по всякому поводу говорил о классовой борьбе, о классовости педологии, но, оставаясь биологизатором, он не мог согласовать этих положений с основами своей теоретической концепции, которая продолжает оставаться абстрактной, надклассовой. Характерно, что и доказательства в пользу динамики человеческого поведения Залкинд черпает исключительно из медицины и биологических наук. «Два крупнейших современных психо-физиологических учения — учение о рефлексах и учение о так называемых психоневрозах целиком подтверждают чрезвычайную текучесть, глубокий социальный динамизм человеческого поведения, все более слабую связанность его с биологическим багажом человечества».

Напрасно стали бы мы искать здесь хотя бы упоминания о социальном формировании личности, не говоря уже и роли в этом формировании учебно-воспитательного процесса. Все отличие социобиологической «теории» Залкинда от биогенетической «теории» Блонского заключалось только в отрицании инстинктов и в признании большего значения социальной среды. Но воздействие среды рассматривалось вроде влияния среды на амебу, — в плане воздействия непосредственно на организм, а не на психику, не через психику и не в плане взаимоотношения психики человека и окружающих его обстоятельств. Поэтому-то в развитии ребенка учебно-воспитательным воздействиям не отводилось никакого места, поэтому педагогика не признавалась наукой и ребенок выступал только как существо, судьба которого фаталистически предопределена его биологической структурой и стихийными воздействиями среды. Поэтому-то Залкинд требует, чтобы мы искали закономерностей развития ребенка только в этих воздействиях среды.

Теперь для нас становится понятным характер того «объективизма», которого требовал Залкинд. Как видно из всего вышесказанного, сущность этого «объективизма» заключается в исключении активной роли сознания ребенка, а вместе с этим и в отрицании активной роли в развитии ребенка учебно-воспитательного процесса.

Этот «объективизм», заимствованный у рефлексологов бехтеревской школы и у американских бихевиористов, пропагандировал очень долго не один Залкинд. В моих работах эта точка зрения тоже находила себе полное отражение.

«На более решительный путь, — писал я, критикуя психологов-идеалистов, — стали рефлексологи и американские бихевиористы. Они пытаются совершенно отбросить старые понятия, заменив их новыми, построенными по тому же методу, по какому строятся понятия, которыми оперируют естественные науки… Эти направления изучают или механизмы поведения, или поведение в целом… Поэтому здесь вместо старых метафизических проблем встает по существу новая проблема, — „проблема поведения“, которую возможно решить, не прибегая ни к какой метафизике. Но совершенно очевидно, что здесь речь идет только о действиях, о реакциях живых организмов на экзогенные и эндогенные раздражители, а не об их „внутренних состояниях“…» и дальше я привожу следующее место из работы известного американского биолога Чайльда: «Поведение есть фактор, который организует и объединяет наследственные механизмы и образует отправную точку организма как целого. Проблема окружающих его факторов, вызывающих и формирующих его поведение в целом и те его действия, в которых выявляются его наследственные возможности».

Уже из этих выдержек совершенно ясно, что я, так же как и Залкинд, рассматривал тогда человека только как продукт механических воздействий на него окружающей его обстановки. Сознание человека, его целеполагающая деятельность здесь исключались. Это и есть та буржуазная теория стихийности, на которой строятся все реакционные социологические и педагогические учения, считающие, что раз поведение человека формируется только под влиянием внешних факторов среды, то человек станет способным к общежитию в социалистическом обществе только в результате мирного изменения этой среды, которое является результатом развития цивилизации. Революционное вмешательство в ход событий, в ход «естественного развития» общества с этой точки только повредят делу прогресса. Так смотрят буржуазные социологи, к этому сводятся взгляды меньшевиков. Но фактически эту же самую теорию в ее применении к развитию ребенка не только разделяли, но пропагандировали и мы. От того, что субъективно мы считали нашу теорию революционной, дело не меняется. Исключая целеполагающую деятельность человека, его вмешательство в ход событий, мы тем самым исключили необходимость учебно-воспитательной работы, обосновывая тем самым антиленинскую теорию «отмирания школы».

Этот буржуазный объективизм ничего общего не имеет с тем учением об объективном и субъективном, которое дает нам материалистическая диалектика.

«Человек в своей практической деятельности, — пишет Ленин, — имеет перед собой объективный мир, зависит от него, им определяет свою деятельность».

«С этой стороны, со стороны практической (целеполагающей) деятельности человека, механическая (и химическая) причинность мира (природы) является как бы чем-то внешним, как бы второстепенным, как бы прикрытым…» «На деле цели человека порождены объективным миром и предполагают его, — находят его как данное, наличное. Но кажется человеку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы („свобода“)».

Как видно из этого, практическая деятельность человека является целеполагающей, — в ней осуществляются или иные цели, порожденные объективным миром. Эти цели человек ставит и осуществляет, учитывая объективные условия, но не слепо подчиняясь этим условиям. «Идея есть познание и стремление (хотение) [человека]… — пишет там же Ленин. — Процесс (преходящего, конечного, ограниченного) познания и действия превращает абстрактные понятия в законченную объективность».

Как видно, здесь «законченная объективность» является результатом только сочетания познания с действием.

Против буржуазного объективизма Ленин высказывается и в более ранних своих работах. Критикуя объективизм Струве, Ленин пишет;

«Объективизм говорит о необходимости данного исторического процесса; материалист констатирует с точностью данную общественно-экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения. Объективист говорит о „непреодолимых исторических тенденциях“, материалист говорит о том классе, который „заведует“ данным экономическим порядком, создавая такие-то формы противодействия других классов. Таким образом, материалист, с одной стороны, последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм. Он не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость. В данном случае, например, материалист не удовлетворился бы констатированием „непреодолимых исторических тенденций“, а указал бы на существование известных классов, определяющих содержание данных порядков и исключающих возможность выхода вне выступления самих производителей. С другой стороны, материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы».

Ленин выступает против Струве, против экономистов именно потому, что под именем объективизма они проповедовали теорию стихийности, теорию «хвостизма». «Теория стихийности, — говорит Сталин, — есть теория преуменьшения роли сознательного элемента в движении, идеология „хвостизма“, логическая основа всякого оппортунизма».

Блестящий пример марксо-ленинского понимания роли объективного процесса и роли активного вмешательства в этот процесс нам дает товарищ Сталин в своем учении о возможности и действительности.

В своей речи на пленуме МК и МКК 19 октября 1928 г., говоря о том, что в нашей стране тогда еще существовала возможность восстановления капитализма, тов. Сталин продолжает: «Выходит, во-вторых, что кроме возможности восстановления капитализма существует еще у нас возможность победы социализма, ибо мы можем уничтожить возможность восстановления капитализма, можем выкорчевать корни капитализма и добиться окончательной победы над капитализмом, если поведем усиленную работу по электрификации страны, если под промышленность, сельское хозяйство и транспорт подведем техническую базу современной крупной промышленности. Из этого и вытекает возможность победы социализма в нашей стране».

«Между возможностью построения социализма и действительным его построением существует большая разница. Нельзя смешивать возможность с действительностью».

Через два года, в политическом отчете XVI Съезду тов. Сталин снова поднимает вопрос о возможности и действительности в связи с трудностями борьбы за построение социализма.

«…самый характер наших трудностей, являющихся трудностями роста, дает нам возможности, необходимые для подавления классовых врагов.

Но чтобы использовать эти возможности и превратить их в действительность, чтобы подавить сопротивление классовых врагов и добиться преодоления трудностей, для этого существует лишь одно средство: организовать наступление на капиталистические элементы по всему фронту и изолировать оппортунистические элементы в наших собственных рядах, мешающие наступлению, мечущиеся в панике из стороны в сторону и вносящие в партию неуверенность в победе».

И дальше, в этом же отчете тов. Сталин говорит: «Выходит, что вполне допустимы случаи, когда возможности для победы имеются, а партия не видит этих возможностей или не умеет их правильно использовать, ввиду чего вместо победы может получиться поражение».

В следующем году, в речи на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности тов. Сталин ставит вопрос о возможностях и действительности в связи с выполнением контрольных цифр, а в речи на совещании хозяйственников в июне 1931 г. в связи с выполнением производственной программы снова повторяет, что претворение возможностей в действительность «зависит исключительно от нас самих, от нашего умения и нашего желания использовать имеющиеся у нас богатейшие возможности».

Как видно из приведенных цитат, тов. Сталин, говоря об объективных возможностях, всегда подчеркивает, что для превращения имеющихся возможностей в действительность всегда необходимо активнейшее организованное вмешательство в ход развития, необходимо организованное действие, причем он тут же с гениальной простотой и предельной ясностью этот план всегда и намечает.

Закономерностей развития ребенка лженаука педология искала в стихийных воздействиях среды, не учитывая того, что превращение тех или иных возможностей в действительность, особенно в социалистическом обществе, необходимо связывать с целеполагающей деятельностью человека, с организованным вмешательством в процесс развития, в данном случае в процесс развития ребенка, вмешательство, которое осуществляется прежде всего через школу, через обучение.

Но этого мы, бывшие педологи, как раз и не учитывали. Идя на поводу буржуазные теорий, мы извращали истинную картину развития ребенка в наших, в социалистических условиях, а поэтому мы не только не помогли, но вредили нашей школе.

Вместе с буржуазными теориями мы заимствовали и буржуазные методы исследования ребенка, в том числе и метод тестов, о котором мы будем говорить особо. Преимущественное место, как мы уже указывали, отводилось биологическим методикам, но и методу тестов мы оказывали особое предпочтение.

В своем уже упомянутом нами докладе на первом педологическом съезде Залкинд, исходя из того, что на первое место нужно поставить «диалектически-целостное и объективное» изучение ребенка, наряду с теми методиками, о которых мы говорили выше, — рекомендует биометрию, наблюдение, рефлексологический и «объективно-психологический» эксперимент, статистику и методику тестов.

К обоснованию «целостного изучения» в педологии Залкинд возвращается не один раз и после этого съезда. Много о «целостном подходе» к изучению ребенка говорили и другие бывшие педологи, особенно Моложавый. Именно из-за принципа целостности ими отрицалась необходимость существования многих наук, изучающих ребенка.

Все эти науки должна, по мнению Залкинда и его сторонников, заменить педология. Легко видеть, что здесь педологи на первое место выдвигали синтез, умаляя значение анализа. Но о неправильности такого подхода писал еще Энгельс. В его «Диалектике природы» мы находим следующее:

«Индукция и дедукция связаны между собой столь же необходимым образом, как синтез и анализ. Вместо того, чтобы превозносить одну из них до небес за счет другой, лучше стараться применять каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если иметь в виду их связь между собой, их взаимное дополнение друг другом».

Исходя из этого, Энгельс защищает и необходимость существования отдельных научных дисциплин, которые заняты изучением различных форм движения. «Классификация наук, — пишет он, — из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является также классификацией, иерархией, согласно присущему им порядку, самых этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение» («Диалектика природы» 1932, с. 18).

Вряд ли нужно доказывать, что с этой точкой зрения ребенка могут изучать различные научные дисциплины, каждая со своей специфической точки зрения. Но с этим как раз не соглашались бывшие педологи, считавшие, что педология может заменить все эти науки своим «целостным» подходом к изучению ребенка.

Как же понимал Залкинд этот целостный подход?

Ответ на этот вопрос мы находим в его большой статье в журнале «Педология» (№ 2 (14), 1931).

«Мы изучаем все элементы личности в их организации, в их органической взаимосвязанности с точки зрения психофизиологического к ним подхода», — пишет он здесь. Казалось бы, что здесь и нужно раскрыть, как же нужно подходить к личности ребенка, взятого в педагогическом процессе, в процессе овладения основами наук. Но об этом Залкинд не упоминает даже там, где речь идет о памяти, внимании и т. д… Он и здесь подчеркивает только, что эти функции, как и весь «фонд психических механизмов надо изучать под углом зрения системной боевой установки: внимание как орудие для захвата, для актуального боевого приспособления и т. д. и т. п.». О «боевой установке», «боевом захвате» Залкинд говорит во многих своих работах. Уже сам термин совершенно определенно говорит о том, что здесь ребенок резко противопоставляется среде. Среда для него нечто враждебное, что нужно с боем покорить, «захватить». В этой именно борьбе, по мнению Залкинда, и крепнет организм ребенка.

Эту точку зрения Залкинд выдвинул в противовес своим прежним ламаркистским позициям. «Ламаркизм, — пишет Залкинд, — обязательно перерастал в психологии в антипсихологизм. Вот почему не случайно, что многие из нас, стоящие в проблеме развития на механических позициях, оказывались на таких же позициях и в психологии».

Залкинд не замечает, что его «новая» точка зрения оказывается той же точкой зрения ламаркистов. В самом деле, ведь «боевая установка» ребенка в отношении среды есть та же «активная установка» организма в отношении среды, о которой говорят ламаркисты. Характеризуя ламаркистов, Залкинд пишет: «Психо-ламаркизм — это попытка внедрить в организм телеологию, целевой отбор, целенаправленность. Организму присущ порыв к развитию, и все, что происходит в организме, происходит целеустремленно». Залкинд делает вид, что критикует «психо-ламаркизм», но легко догадаться, что именно отсюда взял Залкинд свою «системную боевую установку», что ребенка он так же противопоставляет среде, как противопоставляют биологи среде всякий живой организм. Но тогда какую же роль в развитии ребенка должна играть школа? Как согласовать эту точку зрения с теми задачами, которые осуществляет наша школа, стремящаяся дать детям «основы наук», обогатить их память знанием «всех тех богатств, которые выработало человечество?»

Совершенно очевидно, что никакое согласование здесь невозможно, поэтому становится понятным тот факт, что на педологических съездах, которыми руководил Залкинд, в педологических его «исследованиях» школа и ребенок, взятый в учебно-воспитательном процессе, не находят для себя места.

Достаточно, например, напомнить то, что на первом педологическом съезде из ста десяти докладов только три касаются конкретных школьных вопросов, а на педологической секции съезда по изучению поведения человека (1930) из сорока девяти докладов, зачитанных на секции, не было ни одного, посвященного этим вопросам.

Но несомненно, что при тех исходных позициях, которые были у педологов, если бы здесь и были зачитаны доклады, посвященные школе, они ничего, кроме вреда, ей не принесли бы.

Было бы неправильно не отметить здесь того, что Залкинд пытался будто бы выступать против «фаталистического хвостизма».

«Мистическая, виталистическая позиция тех, кто благоговеет перед заложенной в организме „силой“, „отбирающей“ одни признаки и „отталкивающей“ другие, для нас совсем не обязательна», — писал он. «Внутренней закономерности, „не определяемой“ внешней средой (либо гибнет, либо подчиняет себе среду?!) для нас нет».

В этот период своей деятельности Залкинд на словах даже как бы отрицал фаталистическую обусловленность судьбы детей биологическими факторами, влиянием наследственности. Как мы увидим ниже, на деле этого не было. Но зато он ставил развитие ребенка в полную зависимость от среды. Как же понимает он среду?

В более ранних своих работах среда у Залкинда выступает как совокупность раздражителей, падающих на организм ребенка. Он признает изменчивость среды. «Бешеный динамизм „новейшей“ социальной среды делает неустойчивыми последние (как и древние) наслоения, и новейшие, воспитуемые пласты оказываются при этом необычайно влиятельными в сравнении с ролью „новейшего“ в прочем живом мире».

Из этой мало вразумительной фразы ясно одно, что здесь социальная среда отличается от среды в понимании биологов только лишь большей динамичностью. Дальше Залкинд яснее выражает эту мысль: «Влияниями через кору и общегигиеническими мероприятиями (т. е. через социальную среду) мы можем в короткий исторический период скверную наследственность обуздать и направить энергию организма по нужным для класса путям». Здесь речь идет об исторических периодах, которые нужны для «обуздания энергии организма». Действующим началом в этом процессе является среда и мероприятия, осуществляемые через эту среду.

Напрасно мы стали бы искать у Залкинда, да и у других представителей лженауки педологии указаний на то, какую же роль играют здесь планомерные учебно-воспитательные воздействия, какова роль школы, как при переходе к социалистическому обществу стихийные воздействия среды сменяются планомерными учебно-воспитательными воздействиями.

Среда и у тех педологов, которые много говорили о ее «бешеной динамике», качественно оставалась неизменной, выступая в роли того фатума, которые может «обуздать скверную наследственность» только на протяжении определенного исторического периода, но отнюдь не на протяжении дошкольного и школьного возраста. В чем же, по сути дела, отказ Залкинда от «биологизма»?

Из этого именно понимания среды и исходил Залкинд и другие педологи, предлагая сложнейшую и бессмысленнейшую методику изучения среды.

На первое место в этой «методике» ставилось изучение производственных элементов среды. «Вслед за этим основным сектором среды, — пишет Залкинд, — мы захватываем и последующие — политический, идеологический, затем культурно-бытовой, конкретизирующий, оживляющий материал и лишь в заключение санитарно-гигиенические ее моменты».

На этой последовательности Залкинд настаивает: «Мы требуем, — пишет он, — чтобы все элементы изучаемого были отражены в порядке действительной их значимости, о которой свидетельствует приведенная выше последовательность».

Из этого именно требования и исходили составители тех многочисленных анкет для изучения среды, в которых были сотни вопросов, не имеющих никакого отношения к данному ребенку. Здесь не уделялось никакого внимания ребенку, взятому в педагогическом процессе, зато здесь давалось «теоретическое» обоснование тому «изучательскому» подходу к ребенку, которое на практике привело к стольким извращениям, здесь делались попытки обосновать и тот «целостный» подход, в котором, по существу, ребенок представлялся не как объект и субъект воспитания и обучения, а как взрослый, как работник и классовый боец. «Нас в первую очередь интересует во всем содержании личности, — пишет там же Залкинд, — действенно трудовое и боевое начало. Отсюда и мыслительный материал интересует нас как материал для действия и к действию».

И дальше: «Наиболее актуальным для нас сейчас является безусловно изучение сдвигов в поведении. Стержнем изучения качества практического интеллекта является классовая значимость поведения, а отсюда для нас представляют основной интерес, — во-первых, — рост психических механизмов и навыков, расширение общего и специального кругозора, развитие направленности интересов; во-вторых, изменения в главных социально-приспособительных механизмах (изменения в двигательных установках и умениях, в анализаторах и т. д.); в-третьих, — общие физиологические явления, …функциональные нервные симптомы, общие суммарные изменения в кровообращении, общие изменения в обмене веществ. Вот что должно войти в тематику педологического исследования ближайших нескольких лет максимальной конкретизации в сторону актуальных тем педагогики, т. е. в сторону политехнизации, всеобуча и политвоспитания».

Как видно из этой длинной цитаты, перед педологами ставятся обширнейшие задачи, — здесь все есть: и обмен веществ, и нервные симптомы, и рост психических механизмов, и развитие направленности, и расширение общего и специального кругозора, — нет только основного, — конкретных тем, касающихся учебно-воспитательного процесса и ребенка, взятого в этом процессе. Отсутствие именно этих тем еще раз показывает, что мы имеем здесь дело с лженаукой, не умеющей даже определить задач своих исследований.

Выполнение намечаемого здесь «плана» научной работы, — неизбежно, в силу ложности исходных позиций и характера самих намеченных вопросов, вело к «полному отрыву от педагога и школьных занятий». Выполнение этого «плана» неизбежно вело к «ложнонаучным экспериментам и проведению среди школьников и их родителей бесчисленного количества обследований в виде бессмысленных и вредных анкет, тестов и т. п., давно осужденных партией». (Из постановления ЦК ВКП(б) «О педагогических извращениях в системе наркомпросов» от 4/VI 1936 г.)

Как мы уже видели, в ранних своих работах Залкинд на первое место выдвигал для изучения ребенка чисто биологические методы. Позже он несколько перестраивается. В той же статье, которую мы только что цитировали, он, сохраняя все эти методы, только иначе их расставляет:

«Анатомо-морфологический метод, — пишет он здесь, — будет играть теперь в педологии служебную, вспомогательную роль». Физиологический метод он сохраняет тоже, для изучения, главным образом, нейрофизиологии и «тех физиологических моментов организма, которые непосредственно связаны с нейродинамикой».

«В психологическом комплексе методов, — пишет он, — мы используем приемы изучения, являющиеся сейчас наиболее актуальными». К ним он относит изучение деятельности сознания и «различных высших механизмов поведения», а также эмоциональной сферы и одаренности «в практических ее элементах».

«В социологическом методе, — пишет он дальше, — основное значение должно быть придано изучению направленности среды и коллектива и закономерностей в их перестройке».

Такие методы, как биографический, статистический, «метод анкетирования» и «тестирования» Залкинд считает вспомогательными.

Словом, здесь все есть, и все это весьма «наукообразно», нет только одного — систематического наблюдения живого ребенка в процессе обучения и воспитания.

V

ТЕСТЫ

К тестам Залкинд относился как будто критически, но он их отнюдь не отвергал.

«Бинэ и Симон, — писал он, — сравнивая ребят „трудовых низов“, „черной кости“ с наследниками обеспеченных семей, с „белой костью“, — приходят к выводу, что психобиологические свойства пролетарской детворы — основной тормоз для успешного прохождения ими средней школы. Как видим, педологическая внеклассовость совсем не внеклассовая».

Здесь Залкинд как будто бы осуждает методику тестов.

Но здесь к самому Залкинду полностью применимо то, что он сказал о других педологах, договаривающихся «до боевых революционных выводов в одной какой-нибудь частичке вопросов, но сейчас же идущих на капитуляцию по всему прочему фронту в результате чего от их „революционизма“ остаются рожки да ножки».

Нельзя было ограничиваться частичной критикой этой методики, которая органически связана с той буржуазной теорией, которая «ставит своей задачей в целях сохранения господства эксплуататорских классов доказать особую одаренность и особые права на существование эксплуататорских классов и „высших рас“ и, с другой стороны, — физическую и духовную обреченность трудящихся классов и „низших рас“». (Из постановления ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г.)

Частичная критика этой теории, какой бы «революционной» фразеологией она ни сопровождалась, только запутывала вопрос, а не способствовала его решению.

В действительности же Залкинд тестов и не отрицал. Он только считал их, так же, как и «анкетирование», вторичными, частными методиками.

«От тестов мы не отказываемся, — пишет он, — но они должны оказаться для нас в педологическом, целевом плане глубинными раздражителями, и только те тесты, которые умеют зацепиться за доминанту, за основной фонд эмоции и интересов, дают нам динамический материал, который можно использовать… Равно и анкеты ценны, когда они задевают глубинные моменты психики, когда они близки к принципу интеллектуального и эмоционального подхода».

Здесь нельзя удержаться от того, чтобы не сказать хотя несколько слов по поводу языка Залкинда. Лженаучность всегда рядится в пеструю мишуру малопонятных, часто труднопроизносимых «новых» терминов и выражений. В этом отношении вряд ли кто может конкурировать с Залкиндом. Жреческо-шаманский язык Залкинда часто настолько непонятен, что вызывает раздражение. В самом деле, что нужно понимать под «глубинными моментами», «глубинными раздражителями», что должно обозначать «цепляние за доминанту»? Это, очевидно, известно было только самому автору этих «глубинных терминов».

Можно было бы составить целый словарь «изобретенных» Залкиндом слов, но мы приведем здесь для примера только несколько из его любимых терминов: «психогенез», «диалектизм», «эготирование, или обезличностнение», «надзирание», «социоцентризм» и т. д. и т. п. Мы уже говорим о «социагогике», автором которой он пытался стать и о ряде других особенно цветистых его выражений. Чего стоит, например, такое его выражение: «Коллективистическое тускнеет, когда слишком распухает любовь», — или: «Надо отнять у полового все то, что волей класса обманщика оно украло у человеческого творчества».

Давно известно, что истинная наука умеет говорить понятным языком, что ей нет надобности прибегать в словесной маскировке. Мы знаем, как просто умел изложить Ленин самые глубокие мысли, как просто и до предельности ясно выражает свое мысли тов. Сталин, как писали все классики марксизма.

И намека на это не найдем у Залкинда.

Но вернемся к содержанию приведенной выше цитаты, касающейся тестов.

В отношении к тестам представители лженауки педологии по существу не расходились. Одни (Блонский и ряд психологов и психотехников) безоговорочно их принимали, а другие, к которым принадлежали Залкинд и автор настоящих строк, принимали этот метод с оговорками, отчего на практике дело не менялось, так как тесты, которые составляли и распространяли принимавшие этот метод с оговорками было не менее вредными. Да и эти оговорки была не принципиальными. «Метод этот, — писал я о тестах, предназначенных для изучения „социального поведения“ детей, страдает, конечно, многими дефектами, но благодаря своей простоте этот метод все же может дать для изучения социальных реакций детей очень много, особенно если наряду с ним будут разрабатываться и другие методы».

Из этого видно, что принципиальной порочности этого нового метода я тогда не видел, что давая даже частичную критику этого метода, мы вели ее тогда с неправильных позиций. Это особенно ясно из следующей цитаты:

«Таких методов, которые давали бы возможность окончательно установить уровень данной личности, в настоящее время не имеется. Наилучшие тесты не могут заменить научного наблюдения и эксперимента. Именно эти методы должны быть положены в основу изучения поведения личности и коллектива. Но это совсем не означает, что мы совершенно должны отбросить методику тестов. Эта методика, если поставить ее на настоящее место, если поставить перед ней задачу измерения реальных функций, а не голых абстракций, — может дать очень много, особенно для педагогики».

Как видно из этого, я полностью принимал тесты и только требовал «хороших» тестов, не сознавая того, что хороших тестов не может быть, так как эта методика ложна по своему существу.

В основе признания тестов как научной объективной методики лежит признание того, что существует какой-то определенный уровень «одаренности» и что этот уровень можно вскрыть этой методикой, которая считается методикой объективной. «Методика тестирования в высших своих достижениях, — писал я, — целиком отказывается от субъективно психологического подхода к человеку и склоняется к тому, чтобы совершенно объективно учесть реакции человека на те или иные раздражители, которые в данном случае и называются тестами». Как видно из этого, я наравне с Залкиндом и со всем социобиологическим направлением полностью признавал этот метод. Оттого, что мы считали так называемое IQ (ику) не стабильным, зависящим от среды, дело по существу не менялось, так как мы ведь тоже признавали предсказанную силу тестов, и тем самым мы принимали ту методику, по которой педологами-практиками велся отбор в «специальные» школы. Это тем более непростительно, что о Термене, в редакции которого применялись у нас тесты Бинэ, я писал, что он принадлежит к реакционнейшему направлению американской психологии, к направлению, которое считает, что IQ остается постоянным из протяжении всей жизни человека. Именно Термен потратил наибольше усилий для того, чтобы попытаться доказать, что дети рабочих и колониальных народов имеют от природы низкий интеллект. Он объяснял это теорией отбора, тем, что более способные от природы в силу своих способностей переходят в класс буржуазии, буржуазной интеллигенции и т. д., а неспособные остаются рабочими и родят таких же неспособных детей.

Против этой реакционнейшей теории выступает в Америке даже ряд буржуазных ученых (Фримен и др.), а у нас, благодаря лженауке педологии, тесты Бинэ — Термена были приняты без критики и нашли широкое применение. На основании их «все большее и большее количество детей зачислялось в категорию умственно отсталых, дефективных и „трудных“».

Вред, приносимый этой методикой, не ограничивался тем, что некоторые дети неправильно зачислялись в умственно отсталые. От тестов страдали и дети, которые не попадали в эту категорию, так как в целом ряде так называемых «эллективных» и избирательных тестов на выбор давалось несколько ответов, среди которых только один был правильный. Не говоря о том, что среди этих неправильных ответов нередко были ответы явно контрреволюционные, как и в методе коллизий, все эти неверные ответы были глубоко антипедагогичны, они засоряли память ребенка неверными данными, извращали его представления. Не лучше обстояло дело и с анкетами, в которых количество вопросов иногда достигало многих сотен. Среди этих вопросов были и такие, которые вызывали справедливое негодование родителей.

Частичную критику этих методик некоторые авторы пытались давать и раньше. Были некоторые попытки и к самокритике. Так, например, Залкинд в своей самокритической статье писал: «У нас не было бдительности на два фронта в борьбе с антиколлективистами. Не лучше и в области методов изучения, напустили к себе „союзничков“, которые рады подрезать материалистические корни нашей атаки: перейти к „чистой“ психологии с полным отказом от анатомо-физиологических материалов или взамен халтурно-поверхностных, но все же честных доз-тестов, предлагаются расплывчатые „глубинные“ схемы, где классовое „не заостряется“, но обезглавливается, где социальное и биологическое танцуют на одной плоскости, подчиняясь „одинаковым“ закономерностям».

Как видно из этой цитаты, Залкинд берет здесь под свою защиту «честные тесты», которым угрожает опасность со стороны «глубинных» схем. Принципиальной глубокой критики тех методов, которыми пользовались педологи, а также и психологи и психотехники, к сожалению, еще не дано. Совершенно очевидно, что эта критика должна быть обращена в первую очередь на те теории развития человеческой личности, из которых и выросли эти методики. Было бы непоследовательно, исходя из той «теории» стихийности, которую педологи разделяли, исходя из того «объективизма», который мы заимствовали у бихевиористов и рефлексологов, «отрицать» тестовую методику. Основные критические удары должны быть направлены на эти буржуазные теории, тогда станет ясным и вся лженаучность этой и других методик, которые нашли у нас такое широкое распространение.

В чем же основная суть этих теорий развития человеческой личности?

На этот вопрос нам не трудно будет ответить, если мы хотя бы вкратце проследим историю буржуазной «антропосоциологии» и «биометрии», из которых исторически и выросли те реакционные теории, которые лежат в основе «тестологии».

Еще в «трудах» таких «антропосоциологов», как Гобино, Лапуж, Чемберлен, Гальтон, Дюринг и др., мы находим попытки обоснования неравноценности человеческих рас, а вместе с тем и неравноценности человеческих личностей, принадлежащих к различным национальностям. В этих «научных трудах» буржуазные ученые прилагают все усилия к тому, чтобы «научно» обосновать необходимость империалистических захватов и колониальной политике, с одной стороны, и эксплуатации рабочих масс своей страны — с другой. Но уже к концу прошлого столетия примитивный описательный метод указанных авторов оказался слишком элементарным и сошел со сцены, к тому же эти теории подвергались резкой критике со стороны более либеральных буржуазных ученых. Поэтому на Западе, и прежде всего в Англии, в стране с наибольшим колониальным населением, создаются новые «научные школы». Первое место среди них нужно отвести школе Пирсона, который оказал на зарождение тестовых обследований наибольшее влияние. Пирсон, уничтожающую критику философии которого дал Ленин, наиболее последовательно развивал ту теорию, что все разнообразие особей любого вида животных или растений легко уложить в вариационный ряд и в кривую распределения, которая имеет математические закономерности. Статистический метод исследования, разработанный на биологическом материале, был без всяких изменений перенесен на человека и поставлен на службу обоснования расовых и других теорий, «ставящих своей задачей, в целях сохранения господства эксплуататорских классов, доказать особую одаренность и особые права на существование эксплуататорских классов и „высших“ рас, с одной стороны, и, с другой стороны, физическую и духовную обреченность трудящихся классов и „низших“ рас».

Теория Пирсона исходит из того, что в человеческом обществе происходит отбор наиболее одаренных и что «наверху» оказываются наиболее одаренные, «внизу» — наименее одаренные. Но Пирсон сам не занимался психологией, — он интересовался главным образом статистическими исследованиями, «биометрией».

В начале 900-х годов в Англии Спирмен, Бэрт и др., в Америке Торндайк, Вудворт, несколько позже во Франции Бинэ и Симон, в Германии Штерн и другие, а потом бесчисленное множество всяких тестологов начали изобретать всевозможного рода тесты и «измерять» психические способности, главным образом интеллект, почти всегда пытаясь доказать, что дети «высших» классов дают лучшие результаты, что негры, ирландцы и другие народности, живущие в Америке, стоят ниже американцев, что среди рабочих больший процент умственно отсталых, чем среди детей буржуазии и т. д.

Здесь не место останавливаться на тех дискуссиях, которые ведутся уже на протяжении десятков лет между школами Торндайка и Спирмена, между сторонниками врожденности интеллектуальных способностей и сторонниками большего значения в деле развития интеллекта социальной среды и т. д. Отметим только, что наши педологи считали последних чуть ли не марксистами, тогда как в основе взглядов на человеческую личность всех этих школ и направлений в том или ином виде лежит одна и та же теория неравноценности человеческих личностей, неравноценности человеческих рас и народностей, неравноценности людей, принадлежащих к различным классам.

Мы видим, таким образом, что тестовая методика была создана и продолжает служить для обоснования неравноценности человеческих личностей и человеческих рас. «Объективизм» этой методики покоится на отношении к человеческой личности как к объекту эксплуатации, объекту использования. Всякого рода изменения интеллекта ставятся здесь на службу капиталистической эксплуатации, ничего не давая самой подвергающейся обследованию личности, которая в буржуазном обществе является только орудием в руках господствующих классов.

Марксо-ленинское учение, из которого вытекает и сталинская забота о человеке и о многочисленных народах, входящих на основе полного равноправия в Союз Советских Социалистических Республик, основана на совершенно ином отношении к человеческой личности. В социалистическом обществе человеческая личность выступает как субъект, имеющий право на образование, на труд, на заботу со стороны социалистического государства и общественных организаций. Сталинская Конституция полностью отражает эту величайшую заботу о человеческой личности. Такой же огромной заботой окружается и наше подрастающее поколение. В то время, как в буржуазном обществе на первое место ставится «измерение» с целью наиболее выгодного использования данной личности в интересах эксплуатации, в нашем социалистическом обществе на первое место ставится забота о том, как бы наиболее полно развить способности ребенка, как бы наибольше обогатить каждую человеческую личность знаниями и навыками, без которых нельзя стать коммунистом.

Совершенно ясно, что тестовая методика для этого абсолютно непригодна, что кроме вреда, она ничего принести не могла, так же, как ясно и то, что лженаука педология здесь полностью отстаивала позиции буржуазных ученых.

VI

ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ И «ТЕОРИЯ» ВОСПИТАНИЯ И ОБУЧЕНИЯ

Мы не ставили своей задачей рассмотреть все те вопросы, по которым так или иначе высказывался Залкинд, но мы не выполнили бы своего обещания рассмотреть концепцию Залкинда в ее основных узловых пунктах, если бы мы не рассмотрели взглядов Залкинда на возрастные особенности ребенка и не ознакомились с его теорией обучения, которое в значительной степени сводилось к образованию навыков.

Залкинд очень много места и времени уделял критике биогенетической теории вообще и критике «зубных стандартизаторов», под которыми он разумел прежде всего Блонского. По учению биогенетистов, как известно, возрастные особенности определяются характером той стадии, которую ребенок воспроизводит, повторяя вкратце историю вида или рода. Залкинд как будто отвергает эту теорию. «Основная сущность биогенетического империализма, — пишет он, — заключается в грубой недооценке колоссальной прогрессивно-физиологической роли мозговой коры человека». И дальше: «Кора как продукт молодой истории организма, кора как источник бесконечной пластичности организма в целом, кора как главный объект воспитательных влияний, — вот вопросы, правильное решение которых дает возможность приблизить темп биологической эволюции человека к темпу социальной эволюции человечества».

Но все это служит Залкинду лишь ширмой для прикрытия тех же по существу биогенетических взглядов.

Этот гимн коре головного мозга сопровождается учением о «биофонде». Залкинд признает, что в человеческом «биофонде» имеются целые три слоя — древний, новый и новейший, что в некоторой степени совпадает с теорией пережитков эпохи дикости, варварства и цивилизации, о чем говорил Блонский. Залкинд сближается здесь с Блонским в том, что у него «древний» опыт под воздействием социальной среды очень рано «дезорганизуется», что «бешеная динамика социальной среды не позволяет ему консервироваться, устояться, а это ведет к тому, что по мере роста детского организма, кора приобретает все более могучее влияние», это лишь форма утверждения той же стадии «дикости», которая и по Блонскому ведь изживается. Так как через кору на ребенка воздействует среда, то именно кора создает ряд условных рефлексов и навыков, которые приобретают «все более могучее влияние в отношении унаследованных навыков, подчас радикально их перестраивая, извращая, ломая». В этом весь смысл изживания одной стадии и перехода в другую. Но кора только создает условные рефлексы. В роли того всемогущего фактора, который через корковые центры вносит решительную перестройку не только в деятельность ребенка и человека, но и в анатомо-физиологические механизмы, который перестраивает весь организм, выступает социальная среда. Исходя из этого, Залкинд, по существу, приходит к отрицанию возрастных особенностей. Так Залкинд оказывается сразу в двух лагерях: с одной стороны, он не сошел с позиций биогенетизма, с другой — попал в противоположную крайность.

«Нельзя говорить о жестком возрастном стандартизировании навыков, — пишет он. — В зависимости от гигиенических условий и стимулов воспитания стандарты эти оказываются очень текучими. Ходьба, речь, санитарные, бытовые навыки, чтение и т. д. могут у одних и тех же детей формироваться с разной успешностью и быстротой в зависимости от различных средовых обстоятельств».

Характерно, что эту же точку зрения поддерживал и другой представитель так называемого социогенетического направления, Моложавый. «Для каждой конкретной среды, — писал он, — свои этапы развития, свои стадии формирования, которые не могут быть определены лишь паспортным возрастом или отдельными показателями биологического развития».

В этих утверждениях лженаука педология полностью отрывалась от тех научных данных, которые нам дают о развитии ребенка такие науки, как анатомия, физиология, психология.

Согласно этим данным развитие анатомо-физиологических механизмов подчиняется строго определенным законам. На каждом возрастном этапе мы имеем не только свои особенности во взаимоотношении корковых и подкорковых центров, а тем самым и свои особенности в психомоторике, но и свои психические особенности. Это отнюдь не надо смешивать с биогенетизмом, со стадиями дикости, варварства, цивилизации, по Блонскому, или с тремя слоями «биофонда» Залкинда. Восприятие, внимание, память, мышление и вся познавательная деятельность ребенка на различных возрастных этапах имеют свои особенности. Развитие психомоторики, развитие памяти, внимания и других психических функций и всей психики ребенка в целом, находясь в огромнейшей зависимости от педагогического процесса, подчиняется в то же время определенным закономерностям и стоит в зависимости от развития анатомо-физиологических механизмов. Отрицание этих закономерностей приводило к полному отрицанию возрастных особенностей и определенной последовательности в развитии ребенка. Исходя из этой теории можно было дойти до отрицания общеобязательности того, что ребенок раньше овладевает сиденьем и лазаньем, а потом ходьбой, раньше овладевает отдельными словами и простыми предложениями, а потом сложными, раньше овладевает предметным счетом, а потом абстрактным, от образного мышления переходит к абстрактному, а не наоборот и т. д.

И действительно, именно на этой теории базировались те вредные левацкие педагогические извращения, которые выражались в требованиях участия в производительном труде или, по крайней мере, участия в экскурсиях на фабрики и заводы дошкольников и даже преддошкольников, в изгнании из детских игр куклы, из детского сада — сказки, в запрещениях писать для детей доступным для них языком и т. д.

В борьбе с биогенетистами, которые придавали каждому возрасту замкнуто специфический характер, утверждая, что на каждом возрастном этапе ребенок обязательно копирует инстинктивно своих далеких предков, — Залкинд, не сумевший с ними разделаться, и его сторонники выплескивали вместе с водой и ребенка со всеми его действительными возрастными особенностями, обосновывая тем самым ряд вреднейших «левацких» извращений в педагогике.

Не лучше обстояло дело и с «учением» о психологических основах обучения и воспитания. Как мы уже видели, в ранних своих работах Залкинд все обучение строил на условных рефлексах, на теории Фрейда. Обучение, приобретение навыков и знаний есть не что иное, как образование условных рефлексов, утверждал он, с одной стороны. «Переключение с полового пути и обратно является решающим в педагогическом процессе». Позже он начинает признавать некоторую роль психики. «Психическая деятельность, — пишет он, — это особое качество, требующее и своих методов воздействия. Кроме навыков делания надо создавать и „навыки мышления“. Навык у ребенка формируется двумя путями — путем „инстинктивного комбинирования своих органов и функций“ и путем воздействия окружающей среды, которая определенными своими обязательствами и организацией своего материала подталкивает ребенка именно к такому, а не к иному приему формирования навыка».

Наиболее правильным методом воспитания навыка Залкинд считает метод «частично регулируемого задания», когда ребенку «предоставляется возможность выбирать самостоятельные варианты как в частях процесса, так и в их последовательности».

Теория обучения Залкинда несколько отличается от той теории, которую пытался обосновать Блонский; последний считал, что процесс обучения есть процесс «наслаивания на родовом унаследованном опыте индивидуального». Основываясь на исследованиях Берта, Блонский утверждает, что обучение у крыс и у студентов, не говоря уже о детях, по существу является одним и тем же. «Закон упражнения, закон успеха и учение, как сосредоточение деятельности в определенном направлении оказались общими у людей и у низших животных».

Залкинд, как мы видели, считает процесс приобретения навыка и процесс приобретения детьми знаний более сложным. Но и он также далек от ленинского учения о развитии и усовершенствовании памяти каждого обучающегося, знаниями основных фактов, переработкой в сознании всех полученных знаний, как и Блонский.

Свою педагогическую концепцию Залкинд особенно подробно изложил в своей книжке «Половое воспитание». Основным тезисом этой его концепции является следующий: «Всякая деталь педагогического процесса должна строиться на зорком учете развертывающихся элементов половой жизни человека; во все детские возрасты, во все области учебно-воспитательной работы должен включаться элемент полового воспитания».

Этот его тезис станет для нас понятным, если мы вспомним основные фрейдистские позиции Залкинда. Вслед за Фрейдом Залкинд считает, что «половая функция, воспроизводящая все элементы организма в потомстве, обладает особенно чутким сродством со всеми процессами, совершающимися в организме, и этим объясняется взаимная притягательность половой и прочих функций, взаимная их переключаемость». Отсюда вытекает и необходимость «переключения». Переключения с полового на другие пути, — пишет там же Залкинд, — оказываются в педагогической практике решающими, так как «на половой рефлекс наслаиваются материалы из социальной жизни, из творческих процессов, из нравственных установок и т. д.».

Здесь Залкинд остается первым учеником Фрейда, который считал, что все многообразнейшие виды человеческого творчества есть не что иное, как сублимированная сексуальность. И эта величайшая пошлость выдается за «теорию» обучения, на основе которой Залкинд предлагал воспитывать коммуниста.

Нужно ли доказывать, что эта реакционнейшая теория не имеет ничего общего с наукой, не имеет ничего общего с теми принципами, на которой строится учебно-воспитательный процесс в наших школах?

«Нам не нужно зубрежки, но нам нужно развить и усовершенствовать память каждого обучающегося знанием основных фактов, ибо коммунизм превратится в пустоту, превратится в пустую вывеску, коммунист будет только простым хвастуном, если не будут переработаны в его сознании все полученные знания. Вы должны не только усвоить их, но усвоить так, чтобы отнестись к ним критически, чтобы не загромождать своего ума тем хламом, которые не нужен, а обогатить его знанием всех фактов, без которых не может быть современного образованного человека». Развитие памяти, развитие критического подхода к овладеваемым знаниям, овладение основами наук, — что общего имеет все это с теми реакционными теориями обучения, которые лженаука педология пыталась перенести на нашу советскую почву, которые она пыталась внедрить в практику нашей школы?

Таким образом, и в вопросе о возрастных особенностях, и в особенности процесса обучения и воспитания, Залкинд обосновывал лженаучные теории, которые вели к грубейшим педагогическим извращениям.

Мы не могли рассмотреть здесь всех тех вопросов, которых Залкинд касался в своих многочисленных трудах, но и рассмотренного здесь достаточно, чтобы подводя итоги, полностью согласиться с той характеристикой лженауки педологии и одного из крупнейших ее теоретиков и вождей, которую дал ей т. Бубнов.

«Приходиться констатировать, — говорит т. Бубнов, — что теоретический фундамент педологии и одного из ее главных адептов, проф. Залкинда, — представляет собой на деле совершенно непотребную эклектическую мешанину, в которой нашли свое место явно меньшевистское преклонение перед стихийностью, открытая апологетика теории „самотека“, струвистский объективизм и народническо-эсеровское учение о взаимодействии факторов».

Эти «теоретические» построения тем более вредили, что все это выдавалось за последовательный марксизм и ленинизм и что все эти «теории» через педологов-практиков находили себе применение в школах, детских садах и других детских учреждениях.

Ответственность и за эту практику ложиться на всех нас, бывших создателей и сторонников лженауки педологии, поэтому нам придется еще не раз возвращаться к критике этих вредных теорий, к выкорчевыванию той вредной практики, которую насаждала лженаука педология. Это полностью должен осознать каждый бывший педолог. Это осознал и А. Б. Залкинд, который за два дня до своей смерти писал: «Нам казалось, что в противовес „отмирателям“ мы изучали конкретных детей, старались организовать педагогическую работу, пытались поднять культуру учителя, а на деле мы разорвали изучение ребенка и преподавание. Ребенок, изучаемый в грубом отрыве от учебного общения с учителем, изучаемый человеком со стороны, оказался вымышленным, нереальным ребенком, вырванном из естественных условий, в которых он развивался.

А нам-то казалось, что мы теоретически разгромили „расовые“ и контрреволюционные теории об убогом мозге трудящихся и их детей. Однако анализ действительных фактов показывает, что мы были в позорном плену у реакционных буржуазных теорий… Вырвав изучение ребенка из рук учителя, вырывая детей из их естественной среды, где изучение и обучение должны быть нераздельным процессом, какие же методы изучения кроме фальшивых, искусственных методов, искажающих картину детского развития могла пустить в ход педология».

Из этой его статьи видно, что Залкинд не в пример другим «теоретикам» лженауки педологии решительно и сразу же в немногие дни своей жизни после постановления Центрального Комитета партии от 4 июля 1936 г. стал на путь раскрытия своих собственных ошибок и извращений других «теоретиков» и практиков лженауки педологии. Мы должны продолжать эту критику и самокритику, потому что, как говорится в постановлении ЦК, «создание марксистской науки о детях возможно лишь на почве преодоления указанных выше антинаучных принципов современной так называемой педологии и суровой критики ее идеологов и практиков на основе полного восстановления педагогики как науки и педагогов как ее носителей и проводников». (Из постановления ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г.)

Ссылки

[1] Залкинд А. Б. Основные вопросы педологии. М., 1930.

[2] Залкинд А. Б. Вопросы советской педагогики. М.—Л., 1930.

[3] 1, с.5.

[4] 2, с.53.

[5] 1, с. 9.

[6] 1, с. 20.

[7] 1, с. 64.

[8] Там же.

[9] 2, с. 68.

[10] 1, с. 66.

[11] 1, с. 71.

[12] 1, с. 20.

[13] 2, с. 54.

[14] 2, с. 56.

[15] 2, с. 37.

[16] 2, с. 52.

[17] 2, с. 41.

[18] 2, с. 266.

[19] 2, с. 265.

[20] 2, с. 266.

[21] 1, с. 26.

[22] 1, с. 27.

[23] 1, с. 30.

[24] 1, с. 33.

[25] 1, с. 50.

[26] 1, с. 154.

[27] 1, с. 39.

[28] 1, с. 51.

[29] 2, с. 8.

[30] 1, с. 14.

[31] 1, с. 49.

[32] 2, с. 81.

[33] 1, с. 229.

[34] 2, с. 69.

[35] 2, с. 70.

[36] 2, с. 96.

[37] 1, с. 69.

[38] 2, с. 194.

[39] 2, с. 237.

[40] 2, с. 243.

[41] 2, с. 249.

[42] 2, с. 252–253.

[43] 2, с. 121.

[44] Там же.

[45] 1, с. 90.

[46] 1, с. 156.

[47] 1, с. 183.

[48] 1, с. 90.

[49] 1, с. 102.

[50] 1, с. 170.

[51] 1, с. 188.

[52] 2, с. 211.

[53] 2, с. 198.

[54] 1, с. 7.

[55] Писалось в 1926 году, за это время марксизм целиком «вошел во вкус» спора, что сказалось на диалектической платформе, принятой конференцией маркс. — ленинск. учреждений в 1929 году.

[56] За 3 года не произошло в этой области особых изменений.

[57] «Психонот» — научная организация психических процессов, нужных для трудовой практики.

[58] Как увидим ниже.

[59] Мировые компартии, комсомол, пионерское движение пролетарски заостряют сейчас ряд основных педагогических проблем. Это не тактика «социалистов».

[60] Таким и оказывается биогенетический закон («свободное воспитание») всюду, где он применяется в западной педагогике.

[61] М. Монтессори впервые в истории педологии дала ряд серьезно биологически обоснованных, ценнейших методических советов о динамизации темпа развития детских свойств. К сожалению, и в методику ее, в идеологию внедрилась гниль, много гнили.

[62] Имеются и среди марксистов наивные люди, полагающие, что спор кончен, что мы «победили». Для спора у ультра-биогенетистов имеется еще колоссальное количество широких лазеек, что мы и увидим ниже.

[63] Для нас совершенно недостаточна сама по себе грубая, наружная статика отдельных органов. Важны комплексы органов, динамика тела, функции и статика как один из стержней функции.

[64] Некоторые авторы, полемизируя с нами, выдвигают в качестве актуального защитника биогенетического закона Ф. Энгельса. Конечно, этот аргумент либо является полемическим вывертом, либо представляет собою один из «начетчиковских» методов использования высказываний марксистских авторитетов. В эпоху Энгельса как и сейчас, биогенетический закон в применении его к внутриутробному детству (в таком виде мы его признаем) был и является серьезнейшим материалистическим этапом в области борьбы с метафизическим естествознанием. Что же касается толкования этого закона в направлении послеутробного детства , то лучшим ударом по педагогическому биогенетизму является следующая цитата из Энгельса («Положение рабочего класса в Англии»): «Рабочий и капиталист больше отличаются друг от друга, чем два народа» (см. в кн. В. Н. Шульгина). Нужно учесть, что и сам творец биогенетического закона — Геккель — пришел бы в ужас от тех педологических выводов, которые делают из биогенетизма современные его фанатики.

[65] «Социалироваться» — подвергнуться глубокому влиянию социальной среды, полностью пропитаться социальным содержанием. «Социализироваться» — пропитаться социалистическим содержанием.

[66] Кроме литературных данных особенно ценным приходится считать экспериментальный противобиогенетический материал, данный в докладе Н. М. Щелованова на I педологическом совещании: «Методы генетической рефлексологии».

[67] Как бы это ни отрицали сами творцы учения о доминанте.

[68] См. выше.

[69] Психоневроз — это расстройство функций тела, обусловленное изменением иннервации органов, возникшим на «психической» почве. Я в 1919 г. предложил заменить это громоздкое понятие более четким: «психогеноз» (психогенная болезнь). См. в «Научной медицине», 1919 г., ст. «Современная психотерапия».

[70] Обо всем этом подробно см. в нашей книге «Организм и внушение».

[71] Suggestion — внушение.

[72] Мы бы охотно назвали нашу платформу платформой социально-биологического оптимизма . Пусть умирающая буржуазия идет за Шпенглером, нам пессимизм не нужен.

[73] Не следует смешивать эту точку зрения с позицией Ломброзо и его последователей. Для них источник творчества в психозе, т. е. в эндогенной дезорганизации тела. Мы же говорим здесь о наличности творческого ядра у экзогенно дезорганизованных. Кроме того, мы вовсе не считаем «психоневрозы» обязательными для творчества.

[74] Это не значит, конечно, что эволюция типа зубов должна игнорироваться при анализе возрастной эволюции. Это лишь значит, что она становится постепенно, в порядке исторической перспективы, все менее значительным фактором, генетически все больше связанным с прошлым , чем с будущим. Ироническое пророчество — «зубной признак уступит свое место другому лишь тогда, когда человечество станет беззубым», — выполняется буквально. Зубы как фактор приспособления исторически отмирают, уступая место коре и новейшим эндокринным приобретениям.

[75] Снова «разъяснение». Макростатические признаки не должны идти впереди симптомокомплексов современной массовой возрастной эволюции детства, но это вовсе не значит, что они должны игнорироваться. Они должны внимательно учитываться наряду с другими возрастными симптомокомплексами, но под обязательным контролем тех биологических элементов, которые генетически устремлены в будущее.

[76] Некоторые из наших критиков опасаются, что наши указания об ускорении темпа превратятся в искусственное ускорение, в чрезмерный «наскок» на ребенка. Как видел и как увидит читатель, это — поклеп. Речь идет о выявлении скрытых, заторможенных, дезорганизованных в старом строе детских возможностей, закупорка которых была действительно искусственным замедлением темпа развития. Мы освобождаем здоровый темп , искусственно задержанный вредной средой, а никак не создаем искусственного ускорения темпа.

[77] См. советскую литературу о детском коллективизме, особенно материалы Украины. Вскоре выйдет наша работа: «Детский коллективизм» (1930 г.).

[78] Св. печатный сборник материалов III дошкольного съезда.

[79] В моем докладе на первом педологическом совещании «Среда в педологии» я указал, что опыты проводятся в условиях жесткого медицинского контроля, прослеживающего безвредность экспериментов. Речь идет не об искусственном ускорении темпа не о перегрузке возраста, а о выявлении естественного, незадержанного темпа. На первом педологическом совещании были доклады об этом же в том же устремлении проф. Залужного, проф. Щелованова и др.

[80] Автор вполне трезво учитывает ряд временных тяжелых биологических обстоятельств, служащих тормозами для скорого пробуждения всех скрытых в массовом ребенке возможностей. Тут и глубокие биологические травмы войны и переходного периода революции, и общекультурная, бытовая, педагогическая отсталость в толще страны. Однако наш педологический оптимизм в тесном содружестве с оптимизмом растущего социалистического строительства. Как полная победа социализма дело не сегодняшнего дня, так и позиция педологического оптимизма — установка на эпоху, научно-обоснованная, твердая, бодрящая целеустремленность !

[81] Конечно, мы не обвиняем западных (и наших) педологов в сознательном умысле. Как мы знаем, классовое пропитывание науки идет более тонкими путями.

[82] Часто наблюдающееся повышение кровяного давления у подростков объяснялось временным узким просветом сосудов. На самом же деле причина этого явления лежит по преимуществу в нервногенных влияниях, сильно зависящих от среды (кортикальное влияние на вазомоторы, т. е. на нервы, управляющие сокращением сосудистых стенок).

[83] К несчастью, возрастные стандарты нам приходится, временно, конечно, пересматривать и с точки зрения пессимизма; артериосклерозы наших недавних комсомольцев (25–30 лет), склерозы вождей в 40 лет; — ведь это тоже почти стандарты, стандарты тяжелой полосы пролетарской революции, к счастью, полосы, миновавшей уже в значительной ее степени. Вместе с тем, именно здоровый педологический оптимизм призывает нас к самым суровым предостережениям против ультраоптимизма, против «ура-оптимизма ». В детстве, во всех его возрастах, тем более в переходном возрасте, скрыты как богатые потенции, так и грозные опасности. Выявлять лишь положительное и отметить отрицательное, угрожающее — было бы педологическим безумием. Непрерывно, на протяжении всего педагогического процесса, необходимо следить, чтобы актуальная, оптимистическая воспитательная установка не шла вразрез с действительными биологическими возможностями детей, чтобы она не травматизировала, не перегружала.

[84] Имбецилл — человек с врожденно ограниченными (дефект мозга) интеллектуальными способностями.

[85] Апологеты «ультра-наследственнического» уклона особенно любовно преподносят нам колонки блестящей мозговой «наследственности» в семьях, насчитывающих 2–3 поколения мозговых работников. Это не мешает им, однако, воевать с «передачей благоприобретенного в потомство», когда эта «передача» им не по нраву.

[86] Что учения о конституции могут и не быть реакционными, скажем ниже. Число таких прогрессивных теорий конституции начинает сейчас тоже нарастать, особенно в СССР.

[87] Германский психиатр Крепелин очень много сделал для укрепления конституцийного подхода к психозам.

[88] Ряд критиков отмечает, что я вообще «не признаю наследственности» в отношении ко всем детским психопатиям. Обвинение это нелепо, стоит лишь судить о моих соображениях не понаслышке, а по моим писаниям (начиная с 1911 года). Все дискуссии, проведенные пишущим на съездах 1922–1926 гг. по этим вопросам, изложены в книге «Вопросы советской педагогики» (Гиз.). Подобное же замечание адресуется и всем тем моим критикам, которые заявляют, что оттеняя «социо», я забываю о «био». Потрудитесь почитать мои работы.

[89] Ультрагенетисты — резко преувеличивающие значение врожденных зачатков в организме («гены»).

[90] Конечно, прогресс этот осуществляется в условиях тяжелейших противоречий капиталистического хаоса, дается он чрезвычайно дорогой ценой (истощение эксплуатируемой массы), выявляется он, в конечном счете, лишь в результате ожесточенной классовой борьбы пролетариата. Качественное развитие и обогащение мозговой коры человеческой массы — наиболее убедительный и прогрессивный продукт индустриализации человечества, продукт, вся ценность которого по-настоящему начинает обнаруживаться лишь в эпоху перехода от капиталистической индустрии к социалистической.

[91] В этих социально-биологических уродствах, обусловленных эксплуататорской механикой капитализма, из недр этих уродств зарождается и растет антитеза их — прогенеративный фонд пролетариата (производительный труд, материалистическая острота, производственный и боевой классовый коллективизм, революционный активизм, мощная организованность), — тот фонд, который, будучи продуктом экономики, отлагается в организме пролетарской массы в виде непрерывно развивающейся мозговой коры (в первую очередь). Таким образом, «однобокость» пролетариата в историческом счете оказывается прогенеративным фактом, а «всесторонность» сытых и пересыщенных слоев вырождается в неизлечимый паразитизм.

[92] Такова массовая педагогика буржуазии. Для своих же «аристократических» отпрысков у нее иные, особые учреждения, иная обстановка, иные задачи, иной там и метод изучения. Любопытно, что ученого о «психоневрозах», дающее изумительный рефлексологический материал для методики изучения человека, возникло в условиях рафинированной буржуазной клинической практики. Индивидуально и тонко возиться с массовым «быдлом» психотерапевтам было не на руку: это плохо оплачивалось.

[93] «Макроизм» — уклон в сторону изучения большого, грубого, «длинного» при игнорировании тонкого, интимного («микро»). «Макроскопия» — в противовес «микроскопии».

[94] «Статизм» — и противовес динамизму.

[95] К области изучаемой микродинамики, значительная часть которой учитывает именно прогенеративные элементы организма, относятся, конечно, не только процессы в коре, но и тонкие изменения в эндокринных функциях, в качественно-количественном составе крови и т. д.

[96] Вопрос о радикальной перестройке системы тестирования поставлен нами особо в X главе этой части брошюры.

[97] Во избежание нескладных обвинений в «оголтелом» отрицании всей старой методологии (долой цифры?! долой тесты?! долой антропометрию?!) укажем, что мы не против всей старой методики, а против извращенного ее использования в смысле макроизации, статизации и машинизации подхода к изучению детства. О возможностях практического выхода см. в последней (X) главе.

[98] См. протоколы объединенной конференции Научно-методического комитета Украины и Главсоцвоса УССР совместно с рефлексолого-педологическими кафедрами украинских вузов (май 1925 г.).

[99] С 1924 года исследовательская работа И.К.В. частично переместилась в психологический институт, частично — в институт методов школьной работы. Педологические элементы его работы продолжены сейчас в двух (из трех) педологических кафедрах Академии коммунистического воспитания.

[100] 1-й всесоюзный педологический съезд в основном принял позиции, защищаемые в данной брошюре (1928 г.). См. дальше.

[101] Психоневрозы. Подробнее о них см. ниже, а также в нашей книге «Организм и внушение».

[102] Выступление Щелованова на II психоневрологическом съезде по моему педологическому докладу, а также его статья в сборниках «Новое в рефлексологии» (1925 и 1926 гг.), доклад его же на I педологическом совещании представляют особую ценность в этом отношении.

[103] См. его вводную статью «Новые течения в учении о личности» в новом издании книги Лазурского «Классификация личностей» (1925 г.), а также ряд актуальных выступлений на I совещании.

[104] Левыми мы называем наши позиции лишь в противовес реакционному правому лагерю.

[105] Автор особой схемы по изучению ребенка.

[106] Ранние годы детства являются основными, решающими в вопросе о пересмотре педологии, — годы максимальной пластичности.

[107] Доклад наш.

[108] На степени этой актуальности и заострится дальнейшая борьба педологических групп. Автор меньше всего намерен затушевывать неизбежную остроту этой грядущей борьбы.

[109] Дискуссии эти начались по нашему докладу и продолжались в выступлениях по дальнейшим докладам.

[110] Социогенный фактор надо понимать, конечно, широко как фактор влияющий не только на данный организм, но и на следующие за ним поколения.

[111] Педологический съезд во много раз углубил этот сдвиг, см. ниже, а также нашу книгу «Педология в СССР».

[112] Главным образом, по докладу С. С. Моложавого.

[113] И здесь борьба, конечно, предстоит в дальнейшем чрезвычайно острая, но развернется она уже целиком на почве практической работы.

[114] Очень хороший анализ работ совещания дан д-ром Я. С. Шапиро в журнале «Вестник просвещения» 1927 г., № 5–6.

[115] Послесловием кончалось 1-е издание «Основных вопросов педологии». Во II-м издании — послесловие, таким образом, относится к I-ой части книги.

[116] Доклад, сделанный в 1922 г., был прологом к началу педологической дискуссии в СССР. (Напечатан был в нашей книге «Очерки культуры революционного времени».) Как видно из всего материала выше, за 6–7 лет многое изменилось. Здесь статья дана в исправленном виде, в применении к данным современности, и в таком виде далеко не лишена актуальности и сейчас.

[117] В некотором их видоизменении, о чем см. стр. 43.

[118] Кажущееся исключение составляют домашние животные, но они больше зависят от забот человека, чем от естественной природы. Другое отличие составляют виды, живущие более или менее сложными общественными группами, успевшие приобрести довольно плотную сеть безусловных общественных рефлексов, делающих их относительно независимыми от внезапных изменений естественной природы, но этих видов чрезвычайно мало, и группа общественных рефлексов их весьма несложна.

[119] Какой и была до сих пор физиология, ничем, кроме частностей, не отличавшая подходов к физиологии вообще от походов к физиологии человека и превращавшая медицину в лишь несколько технически усложненную ветеринарию. Медицина же (т. е. и боевая часть ее — педология) представляет собою очеловеченную, т. е. социологированную психофизиологию.

[120] Психотерапия буквально значит — лечение психическими методами (терапия — лечение).

[121] См. его книгу «Психоневрозы и психическое лечение».

[122] Начальную попытку историко-генетического анализа психотерапевтических учений я сделал в журнале «Научная медицина» 1919 г.: «Современное состояние учения о психоневрозах». Подробнее — в книге: «Жизнь организма и внушение» (ГИЗ. 1927 г.).

[123] Имеется и в русском переводе.

[124] Психического происхождения.

[125] Яроцкий обязательной движущей силой здорового миросозерцания считает философский идеализм, но это уж его дело. Нам важен лишь его практический подход к организму.

[126] Ауто — сам, себя, суггестио — внушение, патия — болезнь.

[127] См. в этой книге наши соображения о социальных условных рефлексах.

[128] Психоневрозы — нервные явления (невроз), возникшие от «психических» причин. С монистической точки зрения, как мы и увидим ниже, такое понятие нелепо, но мы берем историю психотерапии такой, какова она есть.

[129] Для Фрейда — по преимуществу половой энергии, но такое понимание совершенно не обязательно.

[130] Сублимация — превращение энергии низшего типа в более высокий тип.

[131] Комплекс (в психотерапии) — сгусток чувствований, имеющих для человека большое жизненное значение.

[132] Перевод психотерапевтических понятий на язык социальных понятий и терминов принадлежит пишущему и проделывается им как для большей ясности вопроса, так и ввиду общекультурного, а не узкофизиологического задания данного очерка.

[133] О структуре внушаемости см. мою работу «Три случая сомнамбулизма». Журнал «Психотерапия» 1914 г., — и подробно в книге «Жизнь организма и внушение».

[134] Социальная среда проявляет себя в двух направлениях. Социально-физические элементы среды (здания, воздух городов и жилищ, канализация, пища и пр.) и социально-контактные элементы среды (контакт — связь): непосредственные взаимоотношения людей — экономические, этические, идеологические и пр. Поэтому мы и предложили еще в 1921 году заменить термин «социальный рефлекс», имеющий двоякое значение, более четким термином — рефлекс социального контакта (т. е. рефлекс общения ).

[135] См. выше.

[136] Что психотерапия сама по себе никогда не вылечит болезни, — это ясно для всякого марксиста. Основа лечения — в радикальной перестройке всей социальной среды, создавшей невроз.

[137] См. выше.

[138] Idem.

[139] См. выше.

[140] Повышение качества, творческое переключение сил.

[141] См. ниже: «Индивидуализм или коллективизм?»

[142] Статья 1923 г. Печатается с небольшими изменениями. К сожалению, она не потеряла актуального значения и сейчас педология коллективизма, правда, продвинулась вперед, но темп этого процесса — недостаточный.

[143] К сожалению, даже советская группа марксистов-психологов не дала пока ни одного труда по психологии коллектива.

[144] Исключением для данного времени являются лишь изыскания украинской группы Залужного и отчасти отдельных рефлексологов. К несчастью, даже их материал не дал пока почти ничего практике.

[145] См. примечание выше.

[146] См. материалы генетической рефлексологии, а также украинские работы по детколлективизму.

[147] См. примечания выше — по поводу новых советских материалов.

[148] См. ниже: «Детские психопатия и педология».

[149] См. нашу книгу «Половое воспитание».

[150] См. нашу книгу «Детский коллективизм» (изд. «Мол. Гвардия»).

[151] Для усиления понятия «коллективная психотерапия» и для введения, вместе с тем, в проблему «коллективизм как психофизиологический фактор» автор позволяет себе привести заключительные соображения из обширного доклада «Индивидуалистическая или коллективистическая психотерапия», прочитанного в свое время в специальных исследовательских учреждениях. Материалы по вопросу «коллективизм, как физиологический фактор» изданы особо в книге «Жизнь организма и внушение» (ГИЗ) и в книге «Детский коллективизм» (изд. «Мол. гвардия», печатается).

[152] См. выше.

[153] Перенос, т. е. перенос симпатий больного на личность врача.

[154] Abreagieren — отреагировать, исповедаться, излиться.

[155] К сожалению, современная русская психоневрология в отношении к русской революционной общественности пока этим только и занята. (Статья 1922 г.; сейчас — лучше.)

[156] Статья эта легла в основу педологического пересмотра дефектологического дела в СССР (см. доклады на съездах СЦОН 1923–1927 г.).

[157] Большая часть того, что высказывается здесь о детских психопатиях, должна быть отнесена и к психопатологии взрослых, но гигантские возможности социальной перевоспитуемости первых и меньшая гибкость вторых, не говоря уже о некоторой разнице их клинического содержания (прогрессивные параличи, болезни возраста алкогольные и пр.), заставляют все же различать обе эти категории.

[158] Социальная среда проявляет себя в двух направлениях: социально-физические элементы среды (здания, воздух населенных пунктов, канализация, пища и пр.) и социально-контактные элементы среды (контакт — связь): непосредственные взаимоотношения людей — экономические, бытовые и пр. (см. выше).

[159] Эпилепсия , как мы знаем, можем выражаться не только в судорожных припадках с потерей сознания, но и в так называемых petits mals — психических эквивалентах припадка (простое помрачение сознания, буйство и т. д.) и в специфических, эпилептических изменениях всей психики; циклотимия — врожденная болезнь, выражающаяся в чередующихся сменах подавленного и возбужденного настроения (циклы), с более или менее длительным здоровым промежутком; схизофрения — своеобразное, нарастающее из врожденных свойств нервно-психической организации изменение личности, характеризующееся «расщеплением» ее, обособлением от реальности, и влекущее иногда к тяжелым явлениям психического распада; дебильность — врожденная общая бедность психической жизни.

[160] Схизоиды, циклоиды (по Кречмеру) — мягкие формы циклотомии и схизофрении, так до конца жизни и не вызревающие до глубоких их стадий.

[161] См. нашу книгу «Половое воспитание».

[162] Подробно о трудном детстве в нашей книге «Вопросы советской педагогики» (ГИЗ, 2 изд.).

[163] Очерк затрагивает лишь индивидуально-психологический, субъективный анализ творческого процесса Что же касается социологического подхода к творчеству, — автору, конечно, ясно, что проблема «неудобства» есть всегда классовая проблема, и наиболее «удобным творчеством» является всегда то, которое дает творцу устойчивую социальную, т. е. классовую позицию.

[164] См. нашу статью «Послеоктябрьская литература по половому воспитании» в журнале «Народное просвещение» 1925 г.

[165] См. об этом подробно в учении о рефлексах (работы Павлова, Бехтерева и их школ).

[166] Когда в 1922–23 годах в Государственном ученом совете пишущим был впервые у нас, по стопам психоаналитиков, предложен термин «переключение», — это встретило протест со стороны ряда педологов — «неуместно-де понятия электромеханики переносить в физиологию». Как видим, несмотря на протесты термин чрезвычайно широко и продуктивно привился теперь.

[167] Тезисы А, Б, В, Г.

[168] Этот тип полового влечения в грубом его виде называется «садизмом» — по имени маркиза де Сада, впервые его описавшего по материалам собственной биографии.

[169] «Эрогенный» — от слова «Эрос» — бог любви; эрогенный — исходная база сексуальности. «Зона» — участок.

[170] Дефекация — опорожнение кишечника.

[171] Длительная связь нескольких отдельных процессов при соответствующих условиях фиксирует их совместно и делает их устойчивым единым процессом, прочным сложным условным рефлексом.

[172] Anus — задний проход.

[173] Полное сходство со «святыми мучениками», испытывавшими «наслаждение» при истязаниях их палачами: тот же условный, рефлекс, но лишь более сложный.

[174] Пишущий прежде полагал, что в раннем детстве в губной и прочих «зонах» может все же содержаться частично и незначительный первичный половой раздражитель. Материалы наблюдений последних лет и рефлексологический анализ сексуальности убеждают меня в том, что такое предположение не обосновано.

[175] Гиперсексуал — человек с избыточной половой возбудимостью. Гипосексуал — с пониженной половой возбудимостью.

[176] Фрейд — венский ученый.

[177] Аутоэротизм — из двух слов: «ауто» и «эротизм». Ауто значит — себя, в себя.

[178] Рефлексом социального контакта (контакт — соединение, связь) я назвал в книге «Очерки культуры революционного времени» рефлекс общественной связи между людьми.

[179] Об этом ниже подробно.

[180] О методике подробно в следующих главах.

[181] Канализировать — направить по полезным каналам: выражение, равноценное понятию — полезное переключение.

[182] См. ниже гл. IX.

[183] Теория доминанты детально разработана проф. Ухтомским. Доминанта — доминирующее, господствующее в организме возбуждение.

[184] О методике борьбы и предупреждения скажем ниже в общей серии методических мероприятий по половому воспитанию.

[185] Пишущий, кроме педологической своей работы, является врачом, клиницистом-практиком.

[186] Coitus — половой акт.

[187] Такой подросток рискует, конечно, венерическим заражением, но это уже другой вопрос.

[188] Ряд половых отклонений требует чрезвычайно детального изучения, иначе они выпадают из сферы внимания, что и происходит с поверхностными наблюдателями, недостаточно серьезно знакомыми с половым вопросом.

[189] В учреждениях для трудно воспитуемых Москвы, Ленинграда и Украины (половина случаев) и в общей педолого-психопатологической практике (другая половина).

[190] Мазохизм — по имени австрийского беллетриста З. Мазоха, описавшего в своих романах этот тип полового извращения.

[191] Эксгибионизм — половое самообнажение.

[192] См. выше — гл. III.

[193] Гомосексуализм — влечение к представителю своего пола.

[194] Гетеросексуализм — влечение к другому полу.

[195] См. ниже гл. IX.

[196] Очень ярко такой тип обрисован в трилогии Н. А. Крашенинникова — «Целомудрие» (часть вторая).

[197] Общая методика педагогической работы, необходимая для правильного полового воспитания, включена нами во все следующие главы, начиная с восьмой.

[198] К счастью, чрезвычайно редко.

[199] Попутно мы будем касаться и других возрастов, но центром будет — переходный возраст.

[200] Обе дискуссии развернулись по докладам пишущего эти строки.

[201] О конкретной, детальной методике коллективизма как фактора полового воспитания ниже в гл. XV.

[202] Обществоведение как материал для полового просвещения — это особый вопрос; см. ниже в гл. XX.

[203] См. ниже гл. XX.

[204] Не индивидуалистически, а индивидуально .

[205] Как использовать коллектив для целей непосредственного полового оздоровления (полового просвещения и т. д.) — см. ниже гл. XX.

[206] Подробнее о половом вопросе в пионердвижении автор пишет в особой брошюре для изд-ва «Молодая Гвардия» «Половое воспитание в пионеротряде». Здесь же проблема освещена сжато, ввиду более широких заданий книги и ее ограниченных размеров.

[207] Об отдельных мерах по использованию пионерработы для специальных методов воздействия мы скажем ниже, когда перейдем к этим специальным методам.

[208] Термин Фрейда, но применявшийся им лишь по отношению к половой энергетике (libido). Как видим, речь на самом деле идет о всей энергетике, не только о половой.

[209] См. гл. VI и XVIII.

[210] Гетеросексуализм — половое влечение к представителю другого пола.

[211] Предупреждаем, что это устранение — оружие обоюдоострое: педагог пойдет по линии наименьшего сопротивления (выгнать легче, чем перевоспитать); среди «выгнанных» же гиперсексуалов часто можно прозевать талантливейших ребят (см. гл. XVIII).

[212] В оттенках , так как в основном нет принципиальной разницы между обязанностями родителей и школы.

[213] Фрейд, впервые использовавший этот термин, точно указывал, что он понимает его исключительно как процесс перевода половой активности на творческие процессы.

[214] В мировой сексологии, как и в других отраслях науки, конечно, нет единомыслия.

[215] См. гл. XVIII.

[216] Онанизм — болезненное состояние, при котором человек искусственно удовлетворяет свое половое влечение.

[217] Слово «доминировать» значит — господствовать, руководить.

[218] Я предлагаю здесь условные, практические термины.

[219] Я предлагаю здесь условные, практические термины.

[220] Такие половые «застрельщики» часто встречаются в самых разнообразных детских группах.

[221] Об этом скажу дальше в особой главе.

[222] Это мы видим у беспризорников, в плохих детдомах и т. д.

[223] Слово «половой» часто будет нами заменяться словом «сексуальный», что равнозначаще.

[224] Ведь половая система человека не ограничивается одними лишь наружными половыми органами: в состав ее входит и кожа тела (особенно груди и таза) и губы и т. д. (См. мою книгу «Половое воспитание»).

[225] Конечно, я далек от того, чтобы обвинять отряд в половой путанице ребят; на эту путаницу энергично работают обывательщина в широком быту, в семье, нелепости школы и т. д. Однако в пионерработе лежат такие возможности оздоровления, которых нигде больше нет.

[226] «Корка» — мозговая кора (высший отдел головного мозга).

[227] Вопросы о рационализации умственной деятельности развернуты автором еще и в следующих его работах: 1) «Революция и молодежь» (главы об умственной работе студенчества, о неврозах и т. д.), изд. Свердл. ун-та 1925 г.; 2) «Организм и внушение» (главы о самоорганизации), Гиз, 1927 г.; 3) «Работа и быт общественного актива», изд. «Московский рабочий», 1928 г.

[228] Атония — упадок.

[229] Все классификационные соображения работы — целиком на ответственности автора.

[230] При гипертиреоидизме — ускорение пульса, усиление общего возбуждения, ускорение темпа реакций (часто за счет их качества).

[231] Ваготония — усиление влияния системы блуждающего нерва; симпатикотония — усиление симпатической нервной системы.

[232] Эндокринная система — система желез внутренней секреции.

[233] Можно спорить о действительной целесообразности этого приема, но наши «экспериментаторы», во всяком случае, добиваются своего.

[234] Классификация, систематизация материала в данной работе — целиком на ответственности автора.

[235] Ортопедия — выправление: буквально — выправление изъянов в конечностях: психоортопедия — выправление психических функций.

[236] Имеются указания, что я был неправильно понят в своей брошюре «Работа и быт общественного актива» (изд. «Мос. раб.» 1928 г.): будто бы я начисто отказываюсь от специальных упражнений. Текст здесь показывает, что моя позиция в этом вопросе вполне ясная. В брошюре я восставал против империалистического учета роли этих упражнений — без всесторонних изменений в быту и в организации работы.

[237] Имеется даже целая система лечения «логикой» сложных нервных уклонений (рациональная психотерапия).

[238] По ст. т. Крадман («РМ»).

[239] О литературе по двигательной физкультуре: 1) Гориневский, Гигиена физических упражнений в спорта; 2) Вероника Гориневская. Физкультура женщин; 3) Кальпус. Физкультура для всех; 4) Ивановский — Геркан, Физкультура на дому — стенная таблица.

[240] Дышать носом при закрытом рте: а) это очищает вдыхаемый воздух; б) это согревает вдыхаемый воздух (зима!); в) это требует более глубоких процессов со стороны грудной клетки.

[241] Отсюда часто цинга в дальних путешествиях.

[242] А и В — могущественные «общие» друзья мозга; D — непосредственный друг.

[243] Опыты с кормлением животных рисом при очищенной оболочке приводили к смерти; если же прибавляли к пище вытяжку из рисовых отрубей, умиравшее животное буквально воскресало.

[244] Обычная жизнедеятельность покойного тела затрачивает до 1500 калорий в день (дыхание, пищеварение и т. д.).

[245] По книге Мюллера, Введение в науку о питании.

[246] Подробнее об этом см. в наших книгах: «Основные вопросы педологии», «Жизнь организма и внушение».

[247] Теоретическое обоснование этих и нижеидущих норм было уже дано выше.

[248] Написано до «непрерывки». Декады будут прекрасно способствовать именно этой норме (7: 1½ =10:2) приблизительно.

[249] Термин наш.

[250] В 1919–1920 гг. в полемике с автором (в Ленинграде) П.С. угрожал пролетарскому молодняку мозговым срывом. Сейчас (1928 г.) он повторяет то же в белогвардейской прессе: «рабочие-идиоты».

[251] По Словцову. Физиология труда.

[252] По Гориневскому. Гигиена физических упражнений.

[253] Классификация наша.

[254] Выпуская брошюру Залужного «Лженаука педология в учении Залкинда», редакция считает совершенно недостаточной оговорку т. Залужного относительно того, что «критика многих положений Залкинда является для меня в то же время и самокритикой». Залужный, принесший много вреда советской школе пропагандой педологической лженауки, должен дать развернутую критику своих собственных ошибок.

[255] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, с. 300.

[256] Ленин, Философские тетради, 1936, с. 204.

[257] Журнал «Педология», № 3 (15), 1931.

[258] «Очерки культуры революционного времени», 1924, с. 40.

[259] Журнал «Педология», № 3 (15), 1931.

[260] «Жизнь организма и „внушение“», Гос. изд., 1927, с. 60.

[261] Журнал «Педология», № 3 (15), 1931, с. 12.

[262] «Очерки культуры революционного времени».

[263] «Очерки культуры революционного времени», с. 31.

[264] Там же, с. 32, 28.

[265] Цитирую по стенограмме вышеупомянутого доклада.

[266] «Учение о коллективе», 1930, с. 4.

[267] Ленин, Соч. т. XIII, с. 303.

[268] Ленин, Философские тетради, с. 263.

[269] «Очерки культуры революционного времени», 1924.

[270] «Учение о коллективе», 1928, с. 33.

[271] Там же, с.200.

[272] Ленин, Философские тетради, с. 181–182.

[273] Там же, с.188.

[274] Ленин, Экономическое содержание народничества, Соч. т. I, изд. 2-е, 1935, с. 276.

[275] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, 1935, с. 14.

[276] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, с. 233.

[277] Сталин, Вопросы ленинизма, с. 386–387.

[278] Там же, с.188., с 409–410.

[279] Там же, с 409–410.

[280] Энгельс, Диалектика природы, 1932, с. 34.

[281] «Проблема развития», лекции для аспирантов, чит. в Инст. им. Бубнова 27 октября 1935 г.

[282] «Проблема развития», лекции для аспирантов, чит. в Инст. им. Бубнова 27 октября 1935 г.

[283] «Основные вопросы педологии», 1927, с 53.

[284] «Основные вопросы педологии», 1927, с 53.

[285] Там же, с.53.

[286] «Педология», № 2 (14), 1931, с 8.

[287] «Вопросы советской педагогики», 1931, с. 17.

[288] Там же, с.188.

[289] «Очерки культурной революции времени», с. 54–55.

[290] «Детский коллектив и методы его изучения», 1931, с. 64.

[291] «Детский коллектив и методы его изучения», 1931, с. 64.

[292] Там же.

[293] А. Б. Залкинд, Основные вопросы педологии, 1927, с. 22.

[294] Там же.

[295] «Вопросы советской педагогики», изд. 3-е, 1931, с. 179.

[296] «Доклад на съезде по изучению поведения человека».

[297] «Вопросы советской педагогики».

[298] Там же, с. 179.

[299] «Половое воспитание».

[300] Там же, с. 80.

[301] Ленин, Соч., т. XXX, с. 407.

[302] «Доклад на совещании директоров педвузов».